Бандитский подкидыш
Шрифт:
– Эй, – растерянно сказала я. – Вы чего…
Не договорила. Потянулся ко мне прямо через спящего ребёнка и в губы поцеловал. Его губы сухие, чуть царапаются. Холодные – с улицы, наверное, только пришёл. Зато язык обжигающе горячий. Я сначала замерла, как вкопанная, потом отшатнулась, и ребёнка сразу на руки. Я от Рафаэля Льва не старалась прятать, странно, но доверяла, а теперь не пойми чего ждать от него.
– Да брось, – улыбнулся он. – Здесь половина людей моих. Даже больше. А тех, что Аделины легко перекупить. Она этого не знает, но если бы не, они бы давно Давиду продались. Всё на мне держится. Я
Смотрю на него удивлённо – он сам верит в то, что говорит. Так же, наверное, его слушала Аделина. И поверить ему так легко. Только у меня полтора ребёнка на руках. Один целый, и второй крошечный, гипотетический. Я рисковать не могу, да и не хочу, признаться честно. От красивых мужиков одни беды. Вот поумнею и вернусь к Виталику.
– А потом, – сказала я. – Когда Давид найдёт себе новую игрушку, что ты будешь делать? Бросишь все, меня тоже, прилетишь обратно, снова воевать? Нет, спасибо. Мне и тут хорошо. Тепло, светло и мухи не кусают.
В этот раз смеяться он не стал. Но смотрит – внимательно.
– Хорошая ты, – вздохнул он. – Мне бы тебя, и может все иначе пошло бы.
– Ну уж простите, – отозвалась я. – Я же не вещь.
Говорю и сама Льва качаю – едва не проснулся, когда на руки взяла. Рафаэль встал, к дверям пошёл. Но обернулся. Снова смотрит внимательно.
– Тогда ночью сегодня, я буду очень невнимательным. А ты будь внимательной… И интуиции своей доверяй.
Сказал эту загадку и ушёл – а мне думать. Я по комнате – десяток шагов в одну сторону, десяток в другую. То в окно посмотрю – все по прежнему. Темно уже, но слышу, как бряцают по двору шаги – охрана моя почетная. А мне покою нет – что-то случится же. Сегодня случится.
Дверь открылась далеко за полночь. Лев успел проснуться, поплакать, поиграть, покушать, снова уснуть. Никого я уже не ждала, поэтому испугалась. И свет выключен, ночник только горит, светит едва-едва. И вошедшего человека я не знаю. Худой, пожилой, хромает будто бы. Не вписывается он в портрет моей охраны. Не такой. И пахнет от него сигаретами, а ещё, почему-то – полировкой для мебели.
– Здравствуйте, – говорит он хриплым голосом. – Я на Давида работаю… Две недели прятался в подвалах, как вор, насилу момент удачный нашёл. Я вынесу ребёнка. Вас не смогу, а маленького Льва вынесу. Они не заметят… отцу отдам. Отдайте мне Льва, пожалуйста.
От мысли, что ребёнка придётся отдать у меня трясучка. Колотит просто. Ужасно. Да кому? Я его не знаю! Быть может он меня обманывает? Но это не похоже… Они, те кто меня здесь держит, просто отобрали бы ребёнка. Этот просит. Волнуется. И глаза такие… Не добрые, нет. Жёсткие даже. Но смотрят в душу и верить хочется. А ещё – своей интуиции.
– Как он без меня, – растерянно говорю я.
Говорю, а сама аккуратно Льва в одеяло заворачиваю – система уже отточена. Отдала, насилу от себя оторвав. И мужчина так бережно ребёнка взял, что снова говорю себе – все будет хорошо. Война эта дурацкая закончится. Снова жить спокойно буду. И пусть в клочья душу рвёт, все правильно делаю.
– Всё хорошо будет, – шепнул мужчина, а потом растворился в темноте коридоров, вызвав у меня немалые
Я поревела. Порыдала. Навзрыд. Представляю, как Лев проснётся, а меня рядом нет. Испугается. А потом и вовсе про меня забудет – от этого больно. Младенческая память короткая… Ревела я пока не выплакала всю себя до дна. А потом сделала то, чего боялась последние несколько дней – спокойно уснула.
Глава 31. Давид
Я надеялся, что сына увижу и отпустит. На эту ночь был назначен штурм – устал плясать под дудку жены, пытаясь выполнить все её причуды, которые раз от разу становились все диковеннее. Хотел забрать Льва. И Катьку, пусть даже сто раз ей не нужен. А все пошло не так.
Наши постовые машины всегда здесь стояли, глаза мозолили местной охране. Прятать я их был не намерен. Но сегодня мы прятались. Много моих людей. Действительно много – я снова не один. Мы отступили в густую декабрьскую черноту, она нас собой укрыла. Ждём сигнала. План уже отработан – ворота сносятся ко всем чертям собачьим, а дальше как мне мечталось. И Лев, и Катька, и моя рука на горле жены, и распростертое у ног тела Рафаэля. И я не хотел, чтобы он умер. Я бы спросил – за что?
И да, все по плану шло. И ворота хрустели, визжали падая под нашим напором, только искры мелькали от используемой техники. И топот десятков ног в тяжёлых ботинках заполнил двор. Под ногами и ажурная плитка дорожек, и мерзлая земля клумб – цветы, это то немногое, что моя жена действительно любила.
Выстрелов звуки, запах пороха, морозный воздух изо рта белыми облачками. Всё шло правильно кроме того, что их не было. Из комнаты Сашка приволок мою жену. Алый пеньюар обнажает белые плечи, в глазах не осталось уже превосходства. Боится.
– Где Лев? – кричу я. – Где Катя?
Она смеётся. Вздрагивает всем телом и смеётся истерично.
– Катька твоя ушла, – усмехается моя жена. – Я её отпустила, раз ты ей не больно нужен. Она ребёнка оставила и ушла.
В это я не хочу верить. Катя могла бы уйти от меня, в это я поверить мог. Почти поверил. Потому что она не такая. Она чистая смешная и простая. Искренняя, не смотря ни на что. Не подходил ей я, жизнь моя тоже. Малышка устала. Пусть мне паршиво, но я был готов это принять. Но Льва? Она просто бросила Льва тут? Зная мою жену? Зная, что Льва едва не убили на моих руках? В это я не верю. Не могла Катя притворяться, с такой любовью на моего сына глядя. Что угодно может врать, но не любящие глаза матери, а она словно мамой ему стала… Больше, чем эта красивая женщина напротив, больше, чем кто либо.
– Лев? – спрашиваю я. – Где Лев?
– А он…я не знаю, Давид. Он просто исчез.
Наматываю тёмные волосы на кулак. Дёргаю к себе так, что голову запрокидывает, смотрит глазами круглыми от испуга снизу вверх, и на шее жилка бьётся быстро быстро, когда то я любил приникать к ней губами. Саму женщину не любил, а телом её был счастлив, покорностью. Теперь то я знаю, что этого мало, что может иначе быть…
– Аделина, – просто говорю я.
Не пугаю даже, просто говорю. Она слушает внимательно, ловя каждый звук, приоткрыв рот, показав полоску блестящих зубов. Красивая и пустая. Нет, полна она, только зависти, горечи и желчи.