Бандиты в белых воротничках. Как разворовывали Россию
Шрифт:
Наконец, еще одна важная улика — касающаяся дела об убийстве Отари Квантришвили. Оказывается, приклад снайперской винтовки, из которой стреляли в знаменитого авторитета, незадолго до операции треснул. По наводке Попова сыщики нашли баночку с клеем, с помощью которого ремонтировали приклады, — и вскоре установили, что содержимое банки идентично клею на прикладе.
Одним словом, каждое новое показание прибавляет следователям уверенности в том, что они на правильном пути. Правда, пока ничего не известно о заказчиках всех этих преступлений — и неясно, удастся ли проверить данные о том, что диспетчер, через которого передавался «заказ» — «генеральный подрядчик» этой банды, — работает в военном ведомстве.
Но очевидно главное. Если все эти громкие
Можно сделать и еще один серьезный вывод. Громкие убийства, громкие уголовные процессы, громкие скандалы — все это естественные особенности национальной приватизации. Такие же естественные, как гонорар в 450 тысяч долларов за брошюру о ее успехах.
Под крышей фонда своего
Некоммерческий бизнес
Среди нескольких относительно законных способов украсть миллион, несомненно, самым популярным к середине 90-х стало фондостроительство. Всевозможные благотворительные, общественные, вневедомственные, некоммерческие, целевые фонды повылезали как грибы после дождя. Неужели так много у нас вдруг появилось меценатов и таким пышным цветом расцвела благотворительность? Отнюдь. Просто «крыша» фонда — вообще общественного — не государственного, но и не коммерческого заведения — оказалась наиболее удобной для огромного числа предприимчивых людей, не желающих, однако, заниматься легальным бизнесом.
Легальный бизнес — дело хлопотное и, как правило, убыточное. Проблемы — на каждом шагу. Во-первых, острейшая конкуренция — все труднее найти свою, уникальную, никем не занятую нишу. Во-вторых, совершенно идиотское налоговое законодательство, съедающее 96 копеек из 1 рубля прибыли (если, конечно, все платить по честному). В-третьих (если не во-первых), рэкет: как только предприятие начинает давать хоть какие-то дивиденды, тут же появляются мытари с бейсбольными битами. В-четвертых, все вокруг «кидают» и все воруют — включая своих собственных работников. Короче говоря, проблем столько, что поневоле начинаешь искать обходные пути.
Именно таким неожиданным выходом из патовой ситуации является учреждение собственного фонда. Перечисляем плюсы.
Платить и вообще отчитываться перед фискальными органами не надо — фонд априори не коммерческая организация, никакого своего бизнеса — по идее — не имеет, следовательно, в государственную казну ничего отстегивать не обязан. Кроме того, до последнего времени вообще не было четкого законодательства, регламентирующего деятельность фонда; каким образом, на основании каких именно документов надо его регистрировать? можно ли его ликвидировать или запретить? кто вообще должен его контролировать? — все эти вопросы — если бы их кто-то вздумал задать — непременно повисли бы в воздухе.
Фонды как бы существуют — и как бы нет. Они как бы участвуют на рынке (и еще как активно участвуют! — см. ниже) — но как будто в шапках-невидимках. Их руководители ни за что не отвечают, — но пользуются немыслимыми правами.
Кроме освобождения от налогов — освобождение от таможенных пошлин. Ведь товары, поступающие в адрес благотворительных организаций (особенно импортные товары), — это гуманитарный груз. А у кого поднимется рука брать пошлину с гуманитарной помощи сиротам, старикам, инвалидам? Другое дело, что грузов этих оказывается порой гораздо больше, чем инвалиды способны надеть и съесть, — но где и кто будет устанавливать какие-либо рамки и ограничения для благого дела? И кто должен следить — попал ли в конечном счете этот товар к старикам и инвалидам или вся прибыль от его реализации давно уже осела на счетах в оффшорных банках?
Но таможенными преференциями дело, конечно, не ограничивается. Этого мало. Разве вы забыли про экспортные квоты? Например, на вывоз нефтепродуктов. Кому, спрашивается, выделять эти самые квоты, как не тем коммерсантам, которые действуют под крышей какого-нибудь, крайне нужного всем незащищенным слоям фонда? Вот, кстати, и решение проблемы конкуренции: какое может быть соперничество с теми, кто не платит налогов, таможенных пошлин, да еще и нефтяные квоты имеет? Руки прочь от благотворителей и меценатов!
Но и этого мало! Есть еще место в нашем необъятном рынке для всевозможных государственных программ и государственных заказов. А программы все как на подбор — во имя помощи все тем же неимущим и незащищенным. Кому же их, эти программы, реализовывать, кому принимать заказы? Конечно, им — некоммерческим, общественным, благотворительным…
Вот, например, программа по обслуживанию внешнего долга бывшего СССР. Бывшие соц- и просто развивающиеся страны деньгами расплатиться не могут, а вот натурой — пожалуйста. Но эту натуру — индийский рис, кубинский сахар etc. — надо прежде реализовать, распродать, а потом уже выручка может пополнить государственную казну. Но кому поручить столь ответственное и сулящее такие большие дивиденды (речь-то идет о миллионах долларов) задание? Каким-то «левым» коммерсантам, которые только о своих карманах и думают? Или им — благородным и бескорыстным помощникам униженных и обездоленных? Пускай после всех этих перепродаж, прокруток и комиссионных в саму госказну почти ничего из возвращенного социалистического долга не попадет — но обездоленным-то уж наверняка достанется! По идее…
Вы не поверите, но и это еще не все, и этого — как в известном стихотворении Арсения Тарковского — и этого мало! Фонды, как уже говорилось, сами никакой коммерцией вроде бы не занимаются. Где же им взять деньги на раскрутку? Правильно — за счет благотворительных взносов. Которые опять же налогами не облагаются. Хочет, например, какой-нибудь бизнесмен — даже не он сам, а фирма, которой ему поручено управлять, — помочь глухонемым. Выделяет миллиард. Чистенький миллиард, без всяких «отстежек» ложится на благотворительный счет. А там уже всем заправляет руководство фонда. А оно может счесть, что «глухонемые» денежки надежнее держать в швейцарском банке. Кто же руководству запретит? Несколько нехитрых операций (о них мы расскажем при случае) — и миллиард, предварительно отконвертированный по текущему курсу, оказывается за границей. И может так случиться, что пользоваться этими средствами сможет по доверенности вышеупомянутый бизнесмен или его родственник. Чувствуете разницу? В России деньги лежали в рублях на счете юридического лица — фирмы. А теперь эквивалентная сумма лежит за границей, при этом на счете физического лица — управляющего фирмой. А все благодаря принципиально некоммерческому фонду. Как же нам не быть меценатами, как же не выделять фондам и фондикам миллиард за миллиардом — если эти же самые деньги потом окажутся на наших собственных заграничных счетах?
В общем, счастья — выше головы! Но точку в перечне благоприятных условий для российского меценатства по-прежнему ставить рано. Потому что не только бизнесменам, но и чиновникам хочется иметь заграничные счета. А это значит, во всевозможные фонды стекаются не только коммерческие, но и государственные ручейки — федеральные, губернаторские, городские, муниципальные. «Надо делиться!» — сказал главный финансовый аналитик президентской администрации Александр Лившиц. И делятся, скидываются — еще как! Даже не ручьи, а полноводные реки, перетекающие в благотворительность, они едва не выходят из берегов — и не пересыхают никогда. Ни во времена шоковой терапии, ни во времена грозящей голодными бунтами финансовой стабилизации, ни в тяжкую годину девальвации и дефолта. Иногда складывается даже впечатление, что только в этих реках и зиждется жизнь на нашей суровой, нечерноземной земле.