Бандиты. Ликвидация. Книга первая
Шрифт:
Все соседи мигом высыпали в коридор.
— Кто это? — ревниво спросила Татьяна, мать четверых оглоедов.
— Этя! — показал на гостью пальцем самый маленький и сопливый из отпрысков Татьяны.
— Племянница приехала.
— Вижу, что не племянник, — сказала Татьяна. — Шалава?
— Как вы смеете?! — возмутился Леннарт Себастьянович.
— Я только спросила. У меня муж, между прочим, а тут — эта.
— Чем такой, какой у вас, муж, так лучше и вовсе никакого, — отрезал Леннарт Себастьянович и увлек «племянницу» в свою комнату.
Заперев дверь на щеколду, он показал пальцем — говори тихо, подслушивать будут. Эвальд объяснил на пальцах, что хочет спать. Дядя Леннарт подбросил в камин немного дровишек (ими его Скальберг обеспечивал) и погасил свет, взяв обещание, что утром Эва все ему расскажет.
Утром, чтобы нормально поговорить, Эвальду пришлось сопровождать дядю на улице. Все знакомые интересовались, что за девушка, и дядя Леннарт охотно говорил, что племянница, а сам только и ждал, когда же Эвальд объяснится.
Когда они наконец остались наедине, Эвальд рассказал, что на самом деле никуда из Петрограда не уезжал. Он прикрывал генерала Юденича.
Николай Николаевич Юденич, некогда командующий Кавказским фронтом, после отставки жил в Петрограде. Был он у Временного правительства в опале, однако это не значило, что большевики приняли бы его с распростертыми объятиями. Все свои средства Юденич по совету банковских служащих обналичил еще до переворота и тогда же был готов покинуть страну, но жена слегла с какой-то экзотической хворью, и отъезд задержался. Потом случилась революция, Николай Николаевич остался в Петрограде на нелегальном положении.
Эвальд об этом узнал совершенно случайно — столкнулся на лестнице. Семейство Эберманов жило на предпоследнем этаже доходного дома Первого русского страхового общества на Каменноостровском. Если бы Эвальд не проучился три года в артиллерийском училище и не знал весь российский генералитет в лицо — прошел бы мимо и не обратил внимания. Но в этом невысоком одутловатом мужчине в невзрачном потертом пальтишке и измятой шляпе Эвальд признал человека, разгромившего Энвер-пашу, выигравшего сражение под Эрзерумом и занявшего Трапезунд.
Эвальд сразу вспомнил, что дворник их в прошлом — фельдфебель лейб-гвардии и участвовал в Памирской экспедиции, как и сам Юденич. Наверное, пристроил Семеныч бывшего командира по-тихому в самые верхние апартаменты, где никто уже год не живет. Тогда Эвальд еще не знал, почему отставной генерал от инфантерии не уехал, и был крайне удивлен. Он отыскал дворника и поведал о своих подозрениях. Семеныч чуть его не прибил, но Эвальд поклялся, что никому не проболтается. Да и кому рассказывать — два дня до отъезда оставалось, родители спешно распродавали имущество.
Но вдруг Эвальда посетила дикая мысль — задержаться. Остаться вместе с генералом и помочь ему покинуть страну. Как бы в искупление того случая с ограблением Эрмитажа. Смерть братьев Прянишниковых произвела на него ужасающее впечатление, все эти пять дней он ходил как пыльным мешком огретый — он впервые увидел, как умирают люди. Поэтому, когда семейство Эберманов село в поезд, следующий до Гельсингфорса, Эвальд незаметно ускользнул от родителей, занятых младшими детьми, и выскочил из уходящего состава.
Так началась его нелегальная жизнь в Питере. Чтобы меньше привлекать внимания, Эвальд придумал себе женский образ — вот где пригодились его артистические способности. От матери остались несколько париков, которые она решила не брать, старые ботинки, юбка, в которой она ходила в церковь, кое-что Эвальд перешил сам... и даже испугался, до чего похож на юную девушку. Он решил, что делать женскую грудь не стоит, потому что станет выглядеть слишком привлекательно. Вместо этого он ссутулился, немного взъерошил волосы на парике и стал похож на нескладную гимназистку.
И Семеныч, и генерал, и его адъютант, который тоже помогал бывшему командиру, сначала очень испугались, что Эвальд остался. Не хватало еще с мальчишкой связываться, тем более — переодетым. Но супруга Юденича взяла Эвальда под защиту: если хочет помогать — пусть помогает.
И Эвальд помогал. Доставал продукты и лекарства, собирал информацию, доставлял газеты — советские и зарубежные. Раздобыл для Николая Николаевича профессиональный грим, несколько бород и усов, парики, и теперь генерал сам мог выходить на улицу без риска быть опознанным. Жил Эвальд в дворницкой, с Семенычем, которому тоже помогал по хозяйству.
Самое смешное, что в том же подъезде, где на нелегальном положении проживали Юденичи, поселился и один из членов Комитета революционной обороны Петрограда, ставший после начальником Особого отдела ГубЧК Комаров. Лучшего прикрытия для генерала было не найти — в подъезде никогда не производили обысков и проверок.
Когда жена Николая Николаевича окончательно поправилась, встал вопрос об отъезде. Подложные документы, по которым Юденич с женой и адъютантом должны были покинуть Россию, сделали в посольстве Швеции еще до разрыва дипломатических отношений, и связным служил тоже Эвальд. Его звали с собой, но Эвальд отказался, только попросил отправить письмо родным в Швецию. Николай Николаевич обещал вернуться и освободить Петроград. И он даже попытался это сделать и не дошел до Питера каких-то двадцать километров, но это произошло уже потом, в 1919-м.
А пока Эвальд решил вернуться к дяде, потому что на дворника Семеныча начинали косо поглядывать: живет с какой-то молоденькой девицей, она его Гаврилой Семенычем величает, он ее Евкой... что у них там за жизнь такая непутевая? Поэтому Эвальд поспешно покинул теплую дворницкую и отправился к дяде Леннарту.
Леннарт Себастьянович оказался в безвыходном положении. Куда ему девать племянницу без документов? Соседи тоже станут думать бог весть что. И тут снова на помощь пришел Скальберг. Он не только помог сделать новые документы, согласно которым Эвальд стал Евой Станиславовной Ригель одна тысяча девятисотого года рождения, происхождения мещанского, но и во всеуслышание объявил Еву своей невестой, и она переехала к нему. Тогда же Ева и устроилась работать в Эрмитаж, где нужны были грамотные сотрудники с хорошим почерком.