Бангкок - темная зона
Шрифт:
Я пожал плечами.
— Поступай как тебе проще.
— Прошу прошения, — Супатра повернулась к Кимберли и заговорила по-английски. — Это тайский юмор. Я не хотела вас обидеть.
Успокоившись, американка изобразила улыбку.
— Все в порядке. Я понимаю, это ваша традиция. В других обстоятельствах я бы повеселилась вместе с вами. Поверьте, я не зануда, просто не ожидала розыгрыша.
— Еще раз примите мои извинения. — Поклон Супатры подчеркнул, насколько сильно она переживает.
Теперь уже и Кимберли захотелось проявить великодушие.
— Очень остроумно сделано. Не представляю, как это у вас получилось. Никогда
— Правильно, — согласилась Супатра. — Это все эффекты съемки. Что касается духов, не следует забывать: когда погибает мозг, остается много желаний. Согласна, отвратительных, если их проявления наблюдать со стороны.
— А те, другие существа, не люди… как удалось их создать?
— Ах это… Я воспользовалась специальной анимационной программой. — Супатра едва заметно поклонилась Будде, сидящему в устроенном на середине высоты стены святилище: просила отпустить ей грех, ведь она только что солгала белой женщине.
— Невероятно! Никогда не видела ничего подобного. Такое впечатление, что сделано намного лучше, чем все, что снимается в Голливуде.
Супатра выслушала комплимент и повела нас обратно наверх. Поскольку, прощаясь, она не смотрела мне в глаза, я понял, что патологоанатом на меня сердита за то, что я ее не остановил, когда она собралась рассказать гостье о своем увлечении.
Когда мы вышли из морга, мне совершенно не хотелось говорить о Дамронг. Но я попал в ловушку. Пришлось везти Кимберли в гостиницу на такси, и ее молчание тяжелым грузом все сильнее давило мне на мозг. Ей даже не требовалось на меня смотреть. Американка отвернулась к окну и притворилась, будто ведет себя дипломатично, а сама секунду за секундой увеличивала мрачный гнет молчания.
— Конечно, Чанья знает, — начал я после долгой паузы. — Это было до того, как мы с ней познакомились. Она заговорила с тобой об этом случае, потому что беспокоится, как убийство подействует на меня. Считает, ты единственный человек, способный мне помочь психологически. А себя ощущает бессильной.
Кимберли долго не отвечала, а затем подалась вперед и велела водителю отвезти нас к «Куполу» — ресторану на самом верху отеля «Стейт тауэр».
Отличный выбор. Сидеть за столиком на открытом воздухе высоко над городом со стаканами в руках — у нее экзотический кокосовый коктейль, у меня пиво «Клостер» — и чувствовать себя обнаженными под светом звезд, так что крышка черепа словно взлетает до самого свода небес, — в этом есть нечто от вселенской исповеди.
— Вот как это было… — начал я свой рассказ о себе и Дамронг.
3
Если вы там не бывали, это трудно представить. Если бы я не познакомился с Дамронг, тоже бы удивлялся причудам мужчины в том болезненном состоянии, которое ты, фаранг, [2] упорно называешь влюбленностью. Мы здесь смотрим на вещи по-другому.
Но позволь мне коснуться самых невинных моментов того, что случилось. Дамронг поступила на работу в принадлежащий моей матери бар, которым я до сих пор помогаю управлять, и уже через неделю без труда соблазнила меня. Как добросовестный
2
Белый, не таец.
Я, как глупец, не замечал, насколько очевидны мои чувства к новой суперзвезде. Оглядываясь назад, понимаю, что она догадалась о них прежде, чем я сам. В какой момент любовь мужчины к женщине переходит грань от объективного восхищения к всепоглощающему желанию обладания, против чего так горячо предостерегал Будда? Знаю одно — это произошло в Сонгкран, тайский Новый год — самый жаркий сезон за весь период обращения Солнца.
Тот Сонгкран, четыре года назад, выдался особенно удушливым. Когда светило проплывало через знак Овна, Марс гнался за Венерой под суровым знаком Скорпиона. А я в состоянии любовной лихорадки делился с компьютером своими, изложенными на манер Марселя Пруста, мыслями.
«Вчера наблюдал из двери бара, как она подъехала по улице на мототакси. На ней было новое кричащее платье, которое каким-то образом воплотило в себе сущность этого ужасного сезона. Высокомерно тряхнув пышной копной черных густых волос, плотная шелковистая тьма которых затмевала ее алчущую красоту, она гордо ступила в бордель, где я ждал ее и только ее…»
Боже! Надо полагать, мужчина даже в таком состоянии понятен объекту любви. Если правильно помню, все случилось в ночь, после того как я написал эти строки, — в два часа. Вышло так, что из всех девушек осталась она одна, и я уже собирался закрывать заведение. Успел выключить музыку, и все мерзкие звуки, которые я производил, готовясь к закрытию, — звяканье бутылок, грохот сваливаемого в бак мусора, бульканье грязной посуды в раковине — словно сами обрели свойство гнетущего меня одиночества.
Я уставился в пол, чтобы не встречаться с ней взглядом, когда она уходила из бара. Дамронг игриво встала у меня на пути, но я не ответил на заигрывание. И тогда она осторожно провела рукой у меня под подбородком и подняла мою голову, чтобы я взглянул ей в лицо. Большего не потребовалось. Охваченные горячкой, мы даже не стали подниматься наверх, в номера.
— Ты самый восхитительный любовник, — прошептала она, когда все кончилось.
Разумеется, это были обычные слова в устах шлюхи, но я, как всякий клиент, хотел ей поверить. Теперь, бросая в прошлое взгляд, я понимал, насколько все, от начала и до конца, было ужасно банальным. Излагая американке свою печальную сагу, я откровенно в этом признался. А Кимберли старательно избегала на меня смотреть.
Все будто родилось из необузданности Сонгкрана. Когда-то это был священный праздник, во время которого монахов и уважаемых старейшин чинно и любовно окропляли святой водой. Но теперь, фаранг, в Бангкоке такого не увидишь: краснорожие, не в меру разыгравшиеся мужи от тридцати до пятидесяти лет караулят прохожих с водяными пистолетами и немилосердно обливают с ног до головы. Подвыпив, они становятся агрессивными и беснуются, пока не устанут и пока не надоест развлекаться. Тогда, не расставаясь со своими пластмассовыми игрушками, они валяются тут же, на тротуарах.