Банкет на перекрёстке
Шрифт:
— Ну и чё тогда? — перебил Бибик.
— Я бы тогда всю оставшуюся жизнь проплакал… от счастья за нашу землю.
Бибик извлёк флешку и, бросив её в карман, двинулся на выход. В дверях подсобки задержался.
— Как бы нам раньше рыдать не пришлось, и совсем по другому поводу.
Кабан молча посмотрел ему вслед, ещё раз хлебнул из бутылки и вышел в бар. Подозвав помощника, коротко переговорил с ним, и тот шмыгнул в дверь подсобки. Через пару минут появился снова, волоча в охапке армейский коммуникатор и несколько незнакомых устройств коммутированных с ПДА последней модели.
Поковырявшись у экрана, отсоединил видеопроигрыватель и кивнул бармену. Тот глянул на часы, приблизился к разложенной
В зале снова зашушукались. На экране возникло мечущееся изображение, сопровождаемое хаотичным шумом, будто кто-то вертел в руках включённую видеокамеру. В кадр попадали то ветки, то трава, то ноги в пыльных ботинках. Потом изображение кое-как стабилизировалось и, качнувшись последний раз, замерло на знакомой фигуре с намотанной на шее арафаткой. Кто-то в зале громко икнул и хмельным голосом прокомментировал:
— О, Языщ-ника по телевиз-зру показывают…
На него зло цыкнули, и в зале воцарилась непривычная для этого времени тишина. Бармен переглянулся с помощником. Тот утвердительно мотнул головой и показал на тоненькую зелёную полоску на краю экрана, которая едва шевелилась при каждом шорохе. Кабан прокашлялся, заставив столбик уровня звука совершить бешеные прыжки и негромко пробасил.
— Принимаем чисто.
Ждан на экране кивнул и заговорил уставшим голосом.
— Сначала коротенький ликбез. Если что — Академик потом поправит и объяснит.
Все в зале глянули на Академика, который сложил руки на груди и подтвердил слова Язычника покровительственным кивком.
Ждан тем временем продолжил:
— Сегодня, несмотря на фоновую аномальность и наступающие раз в полтора-два года кризисы, которые удаётся сгладить внутренними ресурсами, в Зоне установился некоторый баланс, который постепенно ведёт к её оздоровлению и спаду активности. Как спаду активности мутантов, так и спаду аномальной активности.
Аномалии как бы впитывают, абсорбируют и перерабатывают все нездоровые проявления Зоны, начиная с гравитационных и электромагнитных, кончая радиационными, химическими и биологическими. Переработав, а по сути переварив эндемичные бяки в менее опасные виды энергии, аномалии упаковывают энергетические конденсаты в артефакты. В итоге этой самоочистки, аномалии, мутации и артефакты стабилизируются. Казалось бы, одни плюсы, ан нет. Количество артефактов не растёт, и прибыли у заказчиков на материке стоят на месте. Ассортимент нынешних аномалий и артефактов уже привычен, освоен и не вызывает особого ажиотажа. Артефакты первого поколения идут сегодня за копейки, и добытчики нацелены на хабар, появившийся после второго взрыва. А новые бирюльки появляются крайне редко.
И кое-кто хочет эту ситуацию резко изменить в сторону увеличения навара.
Изменить же ситуацию можно лишь одним способом: организовать третью аварию. И они это прекрасно знают, причём абсолютно не волнуясь о том, что может за этим последовать, и каким кердыком для всех это может обернуться.
Третий же взрыв обещает появление артефактов третьего поколения, рядом с которыми нынешний самый крутой хабар будет не дороже стеклянных бус. Вот только Зона станет после этого ещё более болезненной язвой, а волна смертности перекроет первые две вместе взятые.
Но это мало тревожит тех, кто видит за третьим взрывом только свои сверхприбыли. Чужие руки в огне не болят. Пушечное мясо приходит в Зону легко и уходит легко. А если не
Ждан достал сигарету. Пока он прикуривал, народ в баре поглядывал на Академика, который медленно кивал, угрюмо глядя на экран.
— …И стоят за ним совсем не местные деятели, — продолжил Ждан. — И этим деятелям очень нужен третий взрыв на реакторе.
Мне в этой истории жалко всех: и Зону, и мутантов, и сталкеров. А особенно жалко местное население, которое в последние годы стало возвращаться на очищающиеся (опять сложное слово) территории. Жители деревень, скорее всего, первыми попадут в рабский скот, который будут гонять в Зону. Их можно безнаказанно захватывать целыми семьями, ведь тут нет ни милиции, ни следствия, ни судебных органов. Людей будут подсаживать на наркоту и посылать собирать хабар за дозу, сами знаете, что и это дерьмо уже появилось в Зоне.
Вот поэтому ни третьего взрыва, ни беспредела, ни рабовладения я допустить не хочу…
Академик кивнул последний раз и развёл руками, давая понять, что по сути ему добавить нечего.
Ждан посмотрел мимо экрана, давая понять держащему ПДА, что всё сказано.
Тишину нарушил вздох Бармена.
— Жить надоело? — буркнул Кабан еле слышно. — Убьют же!
Но чувствительная аппаратура чётко передала его голос, потому что Ждан тут же ответил.
— Может и убьют. Но мне всегда казалось, что важна не смерть, а то, ради чего живёшь. Есть в этом мире вещи пострашнее смерти. И если тебе не за что умирать, то тебе и незачем жить.
Всё, конец связи!
На экране мелькнуло лицо Кочерги и изображение погасло.
Бармен несколько секунд задумчиво глядел на чёрно-белую рябь экрана, потом выключил его и, прихватив коммуникатор, скрылся в каморке. Ему на смену появился помощник. Оглядев зал в ожидании заказа, отступил к холодильнику и прислонился к стенке, оглушительно скрипнув половицей.
Тишина в зале провисела больше минуты. Потом её постепенно расшатали негромкие реплики и приглушённые голоса. Те, до кого дошли слухи о последних событиях вполголоса пересказывали что знали, или слушали, что знают другие. Пытались переварить нарисованную Язычником картину. Все чувствовали, что Зона на грани нехороших перемен. Причём, не по причине своих внутренних процессов, а по воле извне. Бармен всё не появлялся, и это вызывало не меньшее беспокойство. Несмотря на помощников, готовых по первому знаку подать выпивку, посетителям не пилось. Охранник на входе посторонился, пропуская в зал ветерана по кличке Старый, слушавшего происходящее из коридора. Однако едва переступив порог, бывший наёмник остановился у входа и, оглядев зал, прислонился к косяку. По нему хлестнули с полдюжины удивлённых взглядов, и за несколькими столами заговорили ещё тише — по слухам, Старый залёг на дно с неделю назад и пока не собирался светиться в Зоне. Разговоры в баре как-то сами собой завяли. Перетерев новости, все ждали Кабана. Зная связи бармена надеялись, что он ещё что-нибудь прояснит.
Кабан вывалился из подсобки, бурля желваками на небритых щеках. Упёршись кулачищами в стойку, уставился в столешницу и замер, погружённый в себя. Сталкеры поглядывали в его сторону, переглядывались, пожимали плечами. Полтишок, уже порадовавший свои кишки, не выдержал скуки и постучал ножом по стакану.
— Кабан, может музычку какую включишь, а то как-то уныло в тишине бухать.
Бармен сморгнул тяжёлые мысли и обвёл бар чугунным взглядом.
— Сёдня музыки не будет.
— Чё так? — не понял Полтишок.