Банши. В плену Оборотня
Шрифт:
Ну естественно, используя кого-то, убивать гораздо легче, а собственные руки замарать, смелости не хватает. Эгоистка! Проще ведь перекинуть ответственность на другого. Мне нужен толчок. Что-то такое, что пробудит внутри и плохую сторону.
Не спешу в свою комнату. Она слишком тяготит, чтобы прятаться там от боли. Так и брожу по замку, оттягивая возвращение в спальню. А Питер тенью следует за мной. Не прогоняю и не прошу оставить одну, он всё равно не выполнит просьбу. Альфа не уйдёт, пока не убедится, что
Всё же прихожу к себе. Первым долгом бросаю взгляд на стену. Дыру, которую пробил Доминик, закрыла картиной, перевешенной с другого места. Вроде ничего не видно. Ложусь на кровать, а Питер стоит на пороге. Поворачиваюсь к нему спиной, но он продолжает стоять в проёме двери. Звуков не слышу, но чувствую пристальный взгляд.
– Расскажи мне больше о своём проклятие. – просит он, а в голосе искреннее сожаление.
– Зачем? Разве это что-то изменит? Да и думаю, ведунья много тебе поведала.
– Знаю, что ваш род проклят. Знаю, что та колдунья мстила за убийство мужа, но не знал, что платишь болью за всех убиенных.
– Хватит! Я всё видела Питер. Вы оба монстры. – срываюсь на крик, закрывая уши руками.
Ничего не хочу слышать.
– Каждое кровавое побоище. Крики жертв по сей день звучат в голове. – перехожу уже на шёпот.
Альфа подходит к шкафу и достаёт одеяло. Через несколько секунд оно опускается на меня, а он садится рядом.
– А если бы ты не видела весь тот ужас, смогла бы меня полюбить?
Его вопрос заставляет задуматься. Если стереть все плохие поступки, то отношение Питера ко мне могло бы расположить к нему. Я ничем не обделена, не в темнице на цепях, он не принуждает к близости, физической боли не причиняет. Но есть одно жирное и самое важное «но», я влюблена в другого. И Доминика из сердца не выкинуть.
– Не вычеркнуть из памяти кошмар прошлого. – шепчу себе под нос. – И моё неведение не изменило бы твоей сути.
Его кровожадность не может просто взять и испариться. Чудовище никогда не станет человечнее. Сейчас Питер более сдержанный и уравновешенный, потому что время дисциплинировало. Дай ему волю, как в средние века, и он покажет своё истинное я. Так что, есть воспоминания или нет, неважно. Натуру не изменить. Монстр есть монстр.
– «Если бы» в нашем случае не работает. Твоя безжалостность врождённая. Я видела с каким удовольствием ты ломал шею Еве. – оборачиваюсь, чтобы взглянуть ему в лицо. – Тебе нравится убивать.
Но чтобы не сказала и какие бы аргументы не привела, оборотень сидящий на моей постели, не откажется от меня. Видно по глазам.
– Прости, но я не в силах отпустить тебя. – уже не первый раз слышу от него.
– Питер, перед тобой не Кара, а её двойник.
– Вина за тот день, словно петля, сдавившая шею. До сих пор не могу
– Она была достойна той казни. Но к сожалению, самосуд, устроенный жителями, не подарил покой душам убитых.
– Мы оба были достойны, но я до сих пор жив.
– А это уже твоё наказание.
Оборотень сжимает челюсть, таким образом сдерживая вырывающиеся наружу эмоции.
– Судьба наказала меня дважды. Сначала отобрала Кару, а потом подарила тебя, поселив в твою душу ненависть.
– Почему же тогда держишь рядом? Неужели готов жить в терзаниях, пока я не умру от старости.
Если доживу…
– Я постарею с тобой. У нас волков есть право выбора. И своего момента наконец дождался.
В голове не укладывается, как он может настолько любить, когда мы совсем чужие друг для друга? Почему чувства так сильны? Этому должно быть объяснение.
– Как ты пронёс свою любовь к Каре через века? – любопытство берёт надо мной верх.
Привстаю и сажусь на кровати, прижимая ноги к груди. Голову кладу на колени. Такой позой как бы закрываюсь от молодого мужчины напротив.
– Она была моей истинной.
– Истинной?
– Мы полуволки, если выбираем пару, то навсегда. Сама мать-луна дарует нам половину, идеально подходящую во всех смыслах.
Перед взором всплывает любимый образ. Доминик!
– То есть?
– Одни эмоции на двоих. Плохо одному, плохо и другому. И мы не властны над своими чувствами. А когда умирает вторая половина, твоя душа словно гибнет вместе с ней.
– Я не чувствую тебя. – выдаю, не намереваясь задеть, само слетает с языка.
Бью словами по самому больному, хотя не хотела этого.
– Главное, что каждый день могу видеть твоё лицо.
Он поднимает руку и подушечками пальцев проводит по овалу моего лица, замирая и ища в глазах хотя бы каплю ответных чувств. Но внутри меня пустота. Ощущаю, что ему сложно. Дрожь и неуверенность в движениях тому подтверждение.
– Ты рядом, а остальное не имеет значение.
– Рано или поздно моё безразличие приведёт к плохому концу, причём для нас обоих.
– Я так скучаю по Каре.
Мне снова жаль его. А жалость – худшее чувство. Порой именно она удерживает нас рядом с нелюбимыми.
– Уходи, пожалуйста! Я хочу побыть одна.
Нельзя забывать, кто Питер есть на самом деле.
– Хорошо. – интонация его голоса моментально меняется, превращаясь из ласковой в сухую и даже грубую.
Он выпрямляется и поправляет рубашку. На диком лице вдруг отражается настороженность. Альфа окидывает комнату странным взглядом, будто ему известно о визите Доминика, и ничего больше не сказав, выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.