Бар "На перекрестке"
Шрифт:
Под полом одобрительно булькнули.
Пять.
Бодя лежал в большой луже под полом бара и наслаждался. Девушки были великолепны. Сначала тихо и печально пела скрипка. Потом ее сменил саксофон и блюз. Правда, Бодя не знал, что это был блюз, но музыка ему все равно нравилась.
Потом мужской голос потребовал гитару, а другой мужской
А потом счастью водяного пришел конец - мужчина стал настраивать гитару. И это оказалось всего лишь половиной беды. Вся беда пришла, когда он инструмент настроил и заиграл. От его музыки завибрировал деревянный настил над головой, а лужа, вообразив себя морем, а водяного кораблем, попыталась разбить его, обо что попало. Бодя еле выбрался. Затаился под старым причалом и стал ждать бывшую жену.
Аллочка выскочила из бара со свернувшимися в трубочку ушами и побежала, куда глаза глядят. А безумная музыка ее преследовала и подхлестывала, как упрямую кобылку, не желающую смириться со своей участью. А мужской голос ее еще и перекрикивал и зачем-то советовал искать волка.
– От судьбы не уйдешь, - проворчал Бодя и отправился следом за эльфийкой.
Пропадет она без него. Вон, со всего размаха в какого-то мужчину врезалась.
Впрочем, присмотревшись, водяной понял, что мужчину знает, а Аллочка не помнит. Но не смотря на это из объятий вырываться не спешит, просто заворожено смотрит в веселые желтые глаза.
– Попалась, Красная Шапочка, - совсем по-волчьи проворчал мужчина, и Бодя облегченно выдохнул. Наконец он был свободен от данного самому себе обещания.
Честное слово, лучше русалки с их икрометанием, чем одна эльфийская дева в поисках любви.
Шесть.
– Пап, там больше не капает, - сказал ребенок, подергав за штанину увлекшегося игрой отца.
Луи, зажигавший звезды и разрушавший миры, глубоко вдохнул и, заставив чужую гитару взять высокую ноту, замер.
Из темного угла раздались аплодисменты.
– Неплохо, - сказала саксофонистка.
– Когда надумаю перерождаться, позову тебя.
– Зачем?
– удивился Луи.
– А от твоей игры бабы в горящие избы забегают и кони на ходу дохнут. Мне первое не помешает.
Луи пожал плечами, на всякий случай поклонился и пошел ловить детей, катающихся на двери. Дождь действительно закончился, и с неба с любопытством смотрело солнце, отражающееся в редких, мелких лужах.
Мопед терпеливо ждал хозяев и предвкушал месть. Заводиться, после того, как пришлось искупаться под холодным ливнем, он не собирался.
Семь.
– Чего желаете?
– спросил бармен у саксофонистки, упаковывающей в чемодан свой инструмент.
– Мира во всем мире, - проворчала Дженни.
– Невозможно, - отказал бармен.
– Тогда ничего, - сказала девушка и встала на ноги.
– Закат уже закончился. Поеду я домой, а то родители опять беспокоиться будут. Я, когда звонила, обещала приехать еще час назад. Мама наверное пирог испекла…
И ушла, помахивая чемоданом.
Восемь.
Бармен достал из-под стойки пивной бокал и стал его протирать, косясь на телевизор, где красивые женщины валяли друг друга в грязи. До конца смены было еще трое суток. И за это время в бар наверняка забредет очередной ненормальный посетитель. Лишь бы опять не та сектантка с ежиками. От ее проповедей у бармена болела голова, и хотелось напиться. Но он мужественно держался. Потому что подозревал - стоит только дать слабину и ежики действительно запоют. Или на электрогитарах играть начнут. Не дай бог так же само, как и сегодняшний папаша двоих детей.