Бар

Первая книжка – это страшно и сложно. Первая книжка – это безумие и счастье. Первая книжка – это неуверенность, примерно, во всём и постепенно вырабатывающаяся привычка на эту неуверенность плевать. Но главное, первая книжка – это огромная благодарность.

Я благодарна моему мужу-Дракону, без которого вообще ничего бы не было. Я благодарна сестре Светлане, которая прошла со мной этот путь от первой до последней буквы. Я благодарна Елене Стрелковой, которая вызвалась помочь, когда казалось, что впереди – тупик. Я благодарна всем, кто читал черновики, делал замечания, выискивал неточности, подсказывал. И я благодарна вам, читатель или читательница, за то, что поверили, за то, что рискнули. Надеюсь, не подведу, и пусть вам будет интересно.

Анна Ясельман

Наиважнейшим

свойством дождя является его способность сплачивать людей. Когда на небесах решают, что мы здесь, внизу, слишком уж индивидуализировались, кран открывается. Именно поэтому в дождь мы чувствуем своё одиночество наиболее остро, а струя, предательски заползшая за воротник, становится лучшей метафорой для другого, гораздо менее безобидного, леденящего прикосновения. Впрочем, дождь в нашем городе, хоть и действительно не является редкостью, но всё же идёт не так часто, как принято считать, и это, конечно, отражается на характере жителей. Редкий случай, когда слухам почти можно верить, правда нашу вежливую отстранённость и подчёркнутое нежелание лезть в чужие дела часто путают со снобизмом.

Он выглядел местным. То ли странного вида шляпа, то ли прислонённая рядом трость, то ли потёртое, со следами былой элегантности, пальто – не могу точно сказать, что именно заставило меня классифицировать его именно так. Если честно, привычка делить людей на «местных» и «других», по сути, таковой даже не является. Отметка делается автоматически, часто как бы проходя мимо сознания. В этом нет никакого практического смысла, сделанный вывод не влияет на дальнейшее развитие отношений и даже может впоследствии оказаться ошибочным, но при этом, как ни парадоксально, изменению не подлежит. И он был местным. Совершенно точно. Как бы смешно это ни звучало. Конечно, проходя мимо, замечаешь немного, но уж слишком кинематографично всё выглядело – неширокая улочка, прислонившись к стене, стоит и, будто чего-то ожидая, смотрит в небо мужчина неопределённого возраста, а маленькая собачка, повизгивая, тянет его за штанину.

– С минуты на минуту начнётся.

– Простите, что?

– Дождь. Ливанёт так ливанёт. Я бы поторопился на вашем месте.

Киваю, вежливо улыбаюсь и иду дальше.

– Там, в конце улицы, бар, он, должно быть, уже открыт.

Идти до конца улицы смысла не было – нужная контора находилась в соседнем доме. Только вот как можно было поехать через весь город, не посмотрев предварительно график работы? Впрочем, разбираться было некогда, потому что вокруг потемнело так, что сомнений не оставалось – человек с собакой был прав, и, если в мои планы не входило промокнуть насквозь, нужно было срочно искать укрытие.

Несмотря на то, что с первого порыва ветра и до того, как мой приход потревожил колокольчик на двери бара, прошло не больше нескольких минут, одежду можно было выжимать.

Довольно неловкое ощущение – брюки липнут к ногам, с волос течёт, и нужно быстро сориентироваться в незнакомом плохо освещённом помещении. Обычно эту проблему помогает решить девушка, вся работа которой состоит в том, чтобы дать время вашим глазам привыкнуть к полутьме, пока она с профессиональной любезностью произносит что-то вроде «Здравствуйте! Вы бронировали столик? Нет? Дайте мне секунду… О! У нас есть замечательный столик у окна, он сейчас как раз свободен». Девушки не было. Но был голос.

– Мне кажется, вам будет удобнее у стойки.

Мои глаза ещё недостаточно привыкли к полумраку, но голос был приятным, а интонация – располагающей, несмотря на то, что приглашение прозвучало одновременно вежливо и безапелляционно. Логично: в будний день клиент нужен в любом баре, но это не повод усаживать за столик того, чьи брюки грозят испортить обивку кресла, особенно если у барной стойки специально для таких случаев расквартирован строй высоких деревянных стульев. А если клиент окажется достаточно платёжеспособным и вежливым, то столик может освободиться в любую минуту. Впрочем, в этот момент тонкости и манипуляции барного сервиса волновали меня в последнюю очередь. Стоило

сделать шаг от двери ко входу в зал, как все трудности, все злые слова, все дурацкие, неприятные и откровенно мерзкие ситуации последнего времени вихрем пронеслись в моей голове, оставляя после себя осадок, похожий на бетонную пыль, – серый и не дающий свободно дышать. Сделать следующий шаг было ещё сложнее. Мне словно приходилось двигаться в какой-то тяжелой, вязкой жидкости, и она готовилась, даже старалась накрыть и поглотить меня целиком. Мне показалось, что на преодоление пары метров до входа в зал ушло не меньше получаса. Последнее испытание – перенести ногу через порог и вывалиться внутрь. Наверное, нечто подобное ощущает человек, сбросивший вес собственного тела, впервые оказавшись в невесомости. Какая-то новая, особенная степень свободы – и физической, и ментальной. Проблемы, конечно, никуда не исчезли, но их значимость превратилась в несущественно малую величину, бесконечно далёкую и совершенно не актуальную, как школа в первый день длинных каникул. Но самой большой неожиданностью стали звуки – дверной колокольчик и голос были более чем реальны, но было ли слышно что-либо, кроме них? Странно, но теперь, когда меня окружал, в общем-то, обычный барный гул, распадающийся на лёгкий фортепианный джаз, звон бокалов, удары друг о друга бильярдных шаров и мозаику десятка одновременно идущих разговоров, появилось ощущение, что предыдущие минуты были наполнены только тишиной. Из размышлений об этом удивительном акустическом эффекте меня выдернул тот же голос.

– Я надеялся, что вы присядете.

Бармен выглядел так, будто собрался улыбнуться, но пока не принял окончательного решения на этот счёт. Взглядом он указал на второе от угла место за стойкой, где уже стоял рокс с коктейлем цвета несильно разбавленного виски.

– Подарок от заведения. Так мы приветствуем первого промокшего посетителя за вечер. Это наш фирменный коктейль. В основе – классический Олд фешн, но с одним особым ингредиентом. Попробуйте, мы гордимся этим коктейлем.

Отказываться было глупо. Как известно, хороший алкоголь в разумных количествах – лучшая профилактика простудных заболеваний. Первый глоток приятно обжёг горло. Алкоголь был, несомненно, хорошим, его количество – достаточным, а секретный ингредиент – довольно неожиданным.

– Мята? Или мятный ликёр?

– Вам виднее. Это же ваш коктейль.

Бармен пожал плечами и, наконец, коротко улыбнулся. Правда, глаз на меня не поднял, так что, возможно, улыбка предназначалась странному металлическому предмету, напоминающему короткий жезл. Бармен всё это время натирал его куском светлой, по виду бархатной ткани. Странное занятие, если вдуматься. Бармен должен быть занят коктейлями или, в крайнем случае, бокалами. Впрочем, вдумываться желания не было, другое дело – рассматривать, тем более, что мужчина за стойкой этого вполне заслуживал. Его лицо с тонкими острыми чертами, цепкий взгляд и классическая эспаньолка напрашивались на сравнение с испанскими грандами и резко контрастировали с мягкостью небрежно наброшенного на плечи тёмно-бордового кардигана и некоторой мешковатостью рубашки с закатанными до локтей рукавами. Как и мужчина с тростью и собакой, бармен совершенно точно был местным, вот только двигался он в особом текуче-рваном ритме, напоминавшем одновременно кота и тореадора, а не в нашей северной манере, когда каждое движение будто специально выверяется, чтобы на него ушло ровно столько энергии, сколько необходимо.

Обратная сторона стойки представляла собой несимметрично низкий довольно широкий стол, и с моего места были отлично видны аккуратно разложенные инструменты – изящный нож с узким лезвием, бокал на низкой приземистой ножке, почти плоское круглое блюдо со странными узорами и длинная ложка. Всё из того же тускло-серебряного металла. Бармен заметил моё любопытство.

– Интересуетесь искусством смешивания?

– Исключительно потребительский интерес. А зачем вам нож?

– Забавно, но именно о ноже спрашивают чаще всего. Почему никто не обращает внимания на пустое блюдо?

– Тарелка есть тарелка. Она нужна, чтобы на неё что-то класть.

– А нож?

На этот раз улыбка бармена точно предназначалась мне. Именно так, одобряюще-снисходительно, улыбаются обычно маленьким, но уже довольно смышлёным детям.

– Нож, конечно, нужен, чтобы что-то резать. Но что именно будет резать бармен?

Продолжая улыбаться, мой собеседник перевёл взгляд на бокал у меня в руках. Его грань одновременно точно посередине разделяла и удерживала ярко-оранжевый ломтик. Мне вдруг стало весело.