Барабаны осени. Книга 2. Удачный ход
Шрифт:
— Они все просто чудесные, — сказала она, сама удивляясь тому, как ровно звучит ее голос. — Я просто не в состоянии отдать предпочтение какому-то одному… но, видите ли, я и вообще-то не очень люблю драгоценности. Боюсь, у меня слишком простые вкусы.
Брианна заметила улыбку, скользнувшую по лицу мистера Макнейла, увидела, как залились густой краской пухлые щеки адвоката Форбса, и, вежливо кивнув, повернулась к камням спиной.
— Думаю, нам не стоит задерживаться с обедом, — промурлыкала Джокаста возле самого уха Брианны. — Если его светлость лорд запоздает…
Как
— Лорд Джон Грэй, мадам… — и сделал шаг в сторону. Джокаста облегченно вздохнула и повлекла Брианну вперед, навстречу худощавой фигуре, возникшей в дверном проеме.
— Замечательно. У тебя будет пара за обедом, моя дорогая.
Брианна оглянулась назад, на стол у камина, — но камни уже исчезли.
Лорд Джон Грей оказался немалым сюрпризом. Брианна слышала, как ее мать рассказывала о Джоне Грэе — солдате, дипломате, вельможе… — и ожидала увидеть кого-то высокого и импозантного. Но он оказался дюймов на шесть ниже ее ростом, хрупкого сложения, худощавым, с большими прекрасными глазами и светлой кожей; но в его безусловно интересной внешности наверняка проглядывало бы нечто девичье, если бы не твердый рот и крепкий подбородок.
Он явно поразился, увидев Брианну; многие люди поражались, ошеломленные ее ростом… но потом забывали о нем. Вот и лорд, быстро взяв себя в руки, излил на Брианну и прочих все свое обаяние, принявшись рассказывать ей веселые истории о своем путешествии, восхищаясь двумя картинами, которые Джокаста распорядилась повесить на стену, и заодно услаждая слух всех остальных гостей новостями о политической ситуации в Вирджинии.
Но об отце Брианны он не упомянул ни разу, и она была ему благодарна за это.
Брианна с отсутствующей улыбкой слушала мисс Форбс, расписывавшую всю важность того социального положения, которое занимал ее брат. Ей все сильнее и сильнее казалось, что она просто тонет в море добрых намерений. Неужели они не могут оставить ее в покое? Неужели Джокаста хотя бы ради приличия не могла подождать еще несколько месяцев?
— …да еще та небольшая лесопилка, которую он только что купил, возле Аверсбора. Праведные небеса, и как только он со всем управляется, ума не приложу!
Нет, они не отстанут, подумала Брианна, готовая впасть в отчаяние. Они просто не могут оставить ее одну. Они ведь шотландцы, добрые, но практичные, и к тому же обладающие несгибаемой уверенностью в собственной правоте… той самой уверенностью, из-за которой добрая половина из них была убита при Каллодене либо отправлена в изгнание после битвы.
Джокаста искренне любила Брианну, но ясно было, что она вбила себе в голову простую идею: ждать было бы слишком глупо. С какой стати упускать шанс на надежную, выгодную, респектабельную партию? Неужели из-за каких-то туманных надежд на великую любовь?
Самым ужасным тут было то, что Брианна и сама знала, что ждать глупо. И из тех тысяч вещей, о которых она пыталась не думать в последние недели, эта
Если. Если они вернутся… если, если, если… Если ее родители вообще вернутся, Роджера может не быть с ними. Брианна это знала. Они могут просто не найти тех индейцев, которые его забрали с собой… да и как их найдешь в этих бесконечных первобытных лесах, где нет ни единой дороги, а есть только снег да грязь? Или они могут отыскать индейцев — и узнать, что Роджер умер… от ран, от болезни, от пыток…
Или же они могут его найти — а он откажется вернуться с ними, не желая больше видеть Брианну. Или он может вернуться, но, из-за этого сволочного шотландского чувства чести откажется взять ее, возненавидит ее за это… Или может вернуться, увидеть ребенка и…
Или все они сгинут без следа. Отец сказал, что приведет Роджера к ней — или сам не вернется. И она навеки останется одна, и будет задыхаться от чувства собственной вины, а ее тело будет кружиться в водовороте добрых намерений, прикованное канатом пуповины к ребенку, чья невыносимая тяжесть в конце концов просто утопит ее…
— Мисс Фрезер! Мисс Фрезер, что с вами? Вы плохо себя чувствуете?
— Нет, очень хорошо, — ответила она. — Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание…
И так она и сделала, и длинный стол содрогнулся, когда она упала лицом вперед в мешанину китайского фарфора и белых льняных салфеток.
Кажется, начинается отлив, подумала Брианна. А то ее уже просто захлестнуло с головой потоком доброты и заботы, когда все хлопотали вокруг нее, предлагая теплое питье, прикладывая горячие кирпичи к ее ногам, беспокоясь о том, чтобы она была как следует укрыта, поудобнее укладывая ее на софе в маленькой гостиной, и чтобы подушку помягче под голову, и нюхательные соли под нос… и толстую шерстяную шаль поверх легкого одеяла…
И вот наконец все они ушли. Брианна осталась одна. И вот теперь, когда правда достучалась до ее ума, она могла бы оплакать все утраченное — отца и любимого, семью, мать, могла бы наконец пролить слезы по потерянному в веках месту и времени и по всему, что могло бы быть, но чего никогда не будет.
Но она не могла плакать.
Она пыталась. Она пыталась вспомнить, заново ощутить тот ужас, который охватил ее в гостиной, когда она вдруг поняла, что абсолютно одинока среди всей этой толпы. Но теперь, когда Брианна действительно была одна, она, как ни странно, ничего больше не боялась.
Какая-то из домашних рабынь приоткрыла дверь и просунула голову в гостиную, но Брианна слабо махнула рукой, отсылая девушку.
В конце концов, Брианна ведь тоже была шотландкой… ну, пусть наполовину, напомнила она себе, прижимая ладонь к животу… но все равно у нее хватало и упрямства, и упорства. Они вернутся назад. Все они; ее мать, отец, Роджер. И пусть даже это убеждение казалось не столько железным, сколько бумажным… все равно это было ее убеждение. И она цеплялась за него, как за спасательный круг, и намеревалась цепляться до тех пор, пока круг не размокнет и она не утонет.