Барабаны осени. Книга 2. Удачный ход
Шрифт:
Роджер посмотрел на дверную завесу; нет, стражи не потрудились посмотреть, что там происходит. Он бросился к треснувшей стене и, просунув пальцы в щель, попытался расширить ее. Ничего хорошего из этого не вышло; осколки древесины впились в его кожу, мгновенно очутились под ногтями, а кора даже не сдвинулась с места, она была слишком толстой и жесткой. Отчаявшись, Роджер прижался лицом к щели, пытаясь рассмотреть происходящее.
Он мог видеть лишь совсем маленький участок центральной поляны. Он видел стоявший напротив длинный вигвам, полосу истоптанной земли между вигвамом и хижиной и еще — отсветы
Некоторые из демонов оказались вполне реальными; две темные фигуры прокатились мимо щели, сцепившись в злобном объятии. Еще несколько фигур промелькнули в поле зрения Роджера, по направлению к огню.
А потом Роджер застыл, прижимаясь лицом к колючей древесине. Сквозь визгливые голоса могавков он расслышал, как кто-то отчаянно ругается на гэльском… Роджер мог бы поклясться в этом!
Он действительно это слышал!
— Caisteal Dhunil — закричал кто-то совсем близко, и в ответ раздались вопли индейцев. Там были шотландцы… белые люди! Он должен добраться до них! Роджер в бешенстве изо всех сил врезал кулаком по деревянной стене, пытаясь пробиться сквозь нее. Голос, ругавшийся на гэльском, послышался снова:
— Caisteal Dhunil
Нет, погоди-ка… это был другой голос! А первый ему ответил:
— Do mil Do mil Ко мне! Ко мне!
И тут же воздух наполнила новая волна визга могавков, и к ним добавилось завывание женских голосов… ну да, теперь кричали и вопили женщины, и даже куда громче, чем мужчины…
Роджер разбежался и, выставив вперед плечо, всем телом ударился о стенку; трещина расширилась и удлинилась, но недостаточно, чтобы он мог выбраться наружу. Роджер повторил попытку во второй раз, в третий… но безрезультатно. Внутри хижины не было ничего такого, что могло бы сойти за оружие или инструмент, ничегошеньки. В отчаянии Роджер вцепился в крепкие веревки, которыми скреплялись тонкие бревна одного из спальных лежаков, и рвал их руками и зубами до тех пор, пока край лежака не освободился наконец от креплений.
Роджер приподнял лежак, швырнул его оземь; еще раз поднял, встряхнул, швырнул… пока наконец не лопнули остальные связки и в руках у него не оказался шестифутовый шест с обломанным острым концом. Зажав толстый коней шеста под мышкой, Роджер направился к выходу, наставив острый конец шеста на шкуру, закрывавшую проем.
Он вырвался в мешанину тьмы и пламени, холодного воздуха и дыма, в шум, заставлявший его кровь петь. Он увидел впереди чью-то фигуру и недолго думая, ткнул в нее своим импровизированным копьем.
Человек ловко отскочил в сторону и поднял боевую индейскую дубину. Роджер не мог уже остановиться, не мог повернуть, он просто упал плашмя, и дубина ударилась о землю в паре дюймов от его головы.
Роджер перекатился в сторону и взмахнул своим шестом, врезав индейцу по голове. Тот пошатнулся и упал прямо на Роджера.
Виски. От этого человека просто несло виски. Не переставая удивляться этому факту, Роджер выбрался из-под дергавшегося тела и с трудом поднялся на ноги, по-прежнему крепко держа шест.
Крики раздавались за его спиной, и он поспешно развернулся на пятках, но при этом все его тело пронзила боль. Он слишком сильно ударился, падая,
Роджер собрался с силами и повернулся туда, где пылал огонь. Это был невероятных размеров погребальный костер. Языки пламени поднимались вверх стеной чистого алого цвета, живые на фоне ночи. Через множество голов зрителей Роджер увидел в центре костра черную фигуру, и руки сжигаемого человека были привязаны к шесту, на котором он висел… связаны и закреплены в жесте благословения. На мгновение длинные волосы взлетели вверх, охваченные огнем, и вокруг головы Александра словно вспыхнул золотой нимб, как вокруг головы распятого Христа. А потом что-то обрушилось на голову Роджера — и он камнем рухнул на землю.
Он не потерял сознания полностью. Он не мог говорить или двигаться, но его слух продолжал работать, хотя и неотчетливо… Рядом с ним звучали голоса. И продолжали звучать визгливые крики, но намного слабее, как отдаленный гул океанских волн.
Роджер почувствовал, что поднимается в воздух, и треск горящих поленьев стал громче, повторяя шум в его собственных ушах… Господи, да они собираются бросить его в огонь! Голова Роджера слегка дернулась — и свет проник сквозь закрытые веки, но упрямое тело отказывалось двигаться.
Грохот ослабел, и почему-то лица Роджера коснулась волна теплого воздуха. Он ударился о землю, едва не разбившись в лепешку, и перевернулся на живот, раскинув руки. Под его пальцами была прохладная земля…
Он дышал. Механически втягивал воздух. Медленно, размеренно. И наконец ощущение, что мир вокруг вращается с бешеной скоростью, начало ослабевать.
Шум вдали продолжался, но именно вдали, а рядом с собой Роджер не слышал ничего, кроме звуков собственного тяжелого дыхания.
Очень осторожно он открыл глаза. Отсветы огня играли на шестах и кусках коры, из которых были построены стены, но это были только слабые отблески бушевавшего снаружи ослепительного пламени. Хижина. Роджер снова был все в той же хижине.
Собственное дыхание звучало в ушах Роджера громко и хрипло. Он попытался на несколько секунд удержать вздох, но ничего не получилось. Потом он вдруг сообразил, что действительно не дышит, а хриплые вздохи издает кто-то другой.
Кто-то, бывший за его спиной. Сделав над собой невероятное усилие, Роджер подтянул руки и ноги и встал на четвереньки, покачиваясь, жмурясь от безумной головной боли.
— Милостивый Иисусе… — пробормотал он. С трудом подняв руку к лицу, Роджер протер глаза и несколько раз моргнул, но человек все так же лежал на земле футах в шести от него.
И это был Джейми Фрезер. Он лежал на боку, свернувшись в клубок, обернутый в алый плед. Половина его лица была перепачкана кровью, но в остальном он вроде бы был в порядке.
Несколько мгновений Роджер просто тупо смотрел на него. Несколько месяцев подряд основную часть его мыслей занимали воображаемые картины встречи с этим человеком. И вот теперь это произошло, хотя и казалось просто-напросто невозможным. И никаких чувств, кроме полного и окончательного изумления, Роджер пока что не испытывал.