Барабашка – это я
Шрифт:
– Самый тот, – успокоил его Воронцов.
– Тогда – вот! – Сенька вынул из кармана куртки свернутую, стертую на углах газету и протянул ее парню.
Тот развернул ее, прочитал название: «Сталеварская правда», вопросительно глянул на Сеньку.
– Вот здесь. – Сенька ткнул грязным пальцем в одну из заметок.
Воронцов вздохнул еще раз и покорно прочел:
«В минувшее воскресенье на улице Новоселов, в доме 49 развернулись фантастические события. Вечером, когда хозяева квартиры сидели за столом, собираясь ужинать, внезапно погас свет. В темноте с подоконника с ужасным грохотом упали цветочные
Прибежавшие на зов хозяйки соседи помогли тушить пожар и видели, как сама собой опрокинулась с антресолей тяжелая коробка с домашним скарбом. Причины загадочных событий остались неизвестными и для хозяев квартиры и для участкового милиционера, вызванного на место происшествия.
Как бы там ни было, но отныне можно смело утверждать, что и наш славный Сталеварск не обойден вниманием барабашек».
Дочитав, Воронцов аккуратно сложил газету и вернул ее Сеньке.
– Ну и чего? – спросил он. – Интересуешься?
– Да, очень, – подтвердил Сенька.
– У нас сейчас при Дворце молодежи клуб есть. Любителей летающих «тарелок». Намедни тут представители были. Топай туда. Там единомышленников найдешь. Знаешь, где Дворец молодежи?
– Я из Сталеварска приехал, – хмуро сказал Сенька.
– Да-а? – лениво удивился Воронцов. – А зачем?
– Затем! – Сенька потряс зажатой в кулаке газетой. – Барабашка – это я!
– Та-ак! – не касаясь пола руками, Воронцов поднялся и навис над Сенькой. – Это в каком же смысле?
– В таком! – отчаянно крикнул Сенька. – Я это все, понял?! Я!
– Успокойся! – Воронцов властно положил тяжелую ладонь Сеньке на плечо. – Ты хочешь сказать, что все эти опрокидывающиеся горшки и горящие занавески – твоих рук дело?
Сенька кивнул.
– Ну, и как же ты это устроил?
– Не знаю, – сказал Сенька и вдруг заплакал. Он и сам не знал – почему, просто вдруг глазам стало щекотно и по щекам потекли крупные соленые слезы. Сенька слизывал их языком и очень стеснялся, что Воронцов видит его в таком непотребном виде. А что Колян бы сделал?! Сейчас Сенька охотно вывернулся бы и убежал, но куда? «Вот ведь дурость какая! – думал Сенька. – Все-то у нас, у Славских, не как у людей!»
Но и Воронцов поступил не как «все люди». Он вдруг подхватил Сеньку на руки, ногой распахнул дверь и внес его в комнату.
Уже лет десять никто Сеньку на руки не брал, только мать – младенцем безмозглым, да и забыл он все… а тут такое что-то накатило… Захотелось лицо на груди волосатой у Воронцова спрятать, да так и остаться… Сенька даже зубами заскрипел от стыда.
Комната, в которой они оказались, сначала показалась Сеньке ужасно тесной. Потом он рассмотрел, что была она довольно большая, с высоким сводчатым потолком, а тесной казалась оттого, что вся, под завязку была заставлена какими-то попискивающими и перемигивающимися разноцветными глазками приборами.
Сенька, который вслед за Коляном кое-что смыслил в электронике, мигом перестал реветь, прищелкнул языком от восхищения и прикинул, что минут за пять здесь можно наковырять разноцветных глазков на знатную светомузыку.
– Ой, уроню! – сказал Воронцов и сделал вид, что убирает руки и собирается бросить Сеньку на пол.
– А ну пусти! – опомнился Сенька. – Чего я вам, малек, что ли?! – Он яростно напрягся и выскользнул из цепких пальцев, встал на пол, готовый и к обороне и к нападению.
– Так, – спокойно сказал Воронцов, с ног до головы оглядывая Сеньку. – Реветь перестали? Отлично!.. А теперь скажи по совести – дурачишь меня? Честное слово, не рассержусь! Привычный я. Тут вот недели три назад двое были из подмосковной деревни… забыл, как называется… Так вот они клялись и божились, что у них на огороде «тарелка» приземлилась. И двое инопланетян оттуда вышли. Один – длинный, лиловый, другой – маленький, зелененький. Длинный свистел, а зеленый вроде бы щелкал… – Воронцов засмеялся, обнажая ослепительно белые и неестественно ровные («Вставные, что ль?» – подумал Сенька) зубы. – Ну так как? – Он улыбался во все свои потрясающие зубы, приглашая Сеньку посмеяться вместе с ним и все забыть, а того уже заливали смертельная обида и душное чувство ни с кем не разделимого одиночества, которое, то накатываясь, то отступая, томило его все эти месяцы. Мысли путались, в голове жарко запульсировала какая-то жилка.
– Я – вру?! Ну и пусть! – выкрикнул Сенька. – И пошли вы все! – Он собирался уничтожить Воронцова коронным Коляновым ругательством и объяснить ему, кто он такой, кто были его родители и кем будут его дети… но не успел…
Темные, выгоревшие по краям занавески вспыхнули на двух окнах сразу, одна из металлических этажерок с разместившимися на ней приборами, словно чего-то испугавшись, прянула к стене и застыла, с силой ударившись об нее.
Сенька ничком бросился на пол, закрыв голову руками.
Воронцов, не успев погасить улыбку, прыжком оказался у стены, и рванул какой-то рубильник. Писк смолк, мигавшие огоньки разом погасли. Стал слышен треск горящих занавесок. Воронцов отвернул кран обнаружившейся за одним из шкафов раковины, подставил под струю огромную жестянку, с трех шагов плеснул на одно из окон. Огонь зашипел, горячие капли потекли по почерневшей, лопнувшей от жара краске. Сенька пришел в себя и выхватил из-под стеллажа вторую жестянку, поменьше.
Минуты три они с Воронцовым молча и сосредоточенно, не глядя друг на друга, поливали занавески. Наконец огонь умер. В комнате резко и душно пахло залитым пожаром. Першило в горле. Обгоревшие клочья занавесок свисали с какой-то безнадежной беспомощностью. Воронцов распахнул окно. Сенька лег грудью на подоконник. Его тошнило. Он знал, что Воронцов не станет его бить, и ждал окрика, резкого, как удар ремня с зашитой в кончик свинчаткой. Что-нибудь вроде: «Пошел вон!» или «Быстро вали отсюда».
Воронцов подошел сзади, взял Сеньку за плечи, повернул лицом к себе. Сенька упрямо смотрел в пол.
– Есть хочешь? – спросил Воронцов.
Сенька, почувствовав, что сейчас опять разревется, попытался вырваться.
– Пойдем в буфет, – не отпуская, сказал Воронцов. – А то я сейчас сдохну. Со вчерашнего вечера – ничего, кроме чашки кофе… Но чтобы посуду не бить и столы не переворачивать… Договорились? – Он отпустил Сеньку и внимательно глядел на него.
Сенька поднял глаза и вдруг догадался, что внешняя легкость дается Воронцову куда как тяжело, представил себя на его месте и впервые за много месяцев пожалел не себя.