Бараний поход
Шрифт:
Только не таков оказался боевой баран. Давно прошло то время, когда он скрывался от набежников в колючем терновнике. Теперь баран кому угодно мог задать жару. Дико взмекнув он поддел крутыми рогами под брюхо коня. После такой встречи пришла пора ржать жеребцу. Конь свалился, взбрыкнув всеми четырьмя ногами.
Люба строго следила, чтобы сабля не появилась на свет, ни своя, ни чужинская: схватка должна быть честной. Зато Ярик был волен махать камчой сколько заблагорассудится. Ярик так старался, что уже через пару минут бывший
— А теперь, отвечай, — приказала Любаша, — где стоит ваша орда? Должен же у вас быть стольный город, а также посады и крепости. Мы уже всю степь ногами перемерили, но ничего не нашли.
— И не найдёте, — поперечил пленник. — Туда чужим хода нет.
— Я не чужая. Ваши ордынцы мужа моего, Ваню, в своё поганое ордынство уволокли. Я за ним иду, а больше мне ничего не надо.
— И давно уволокли?
— Давненько. Лет пять уже. Раньше пойти не могла, дети были малые, оставить их не на кого.
— Ха! — воскликнул степняк так весело, словно не били его только что. — Не найдёшь своего суженого через пять-то лет. За этот срок он в раба обратится. Разучится голову высоко держать. Сколько ни работай, а плечи останутся сутулыми. Широкие плечи только у свободного человека бывают, а его рабство согнёт.
— Это Ваню-то? Он молодец, ты таких и не видал.
— За пять лет ослабнет. Но не это главное. Сама посуди, его же в рабство обратили. За такой срок он тебя забудет, семью забудет, народ, веру. В его душе одно желание останется — услужить господину, исполнить его волю. Так что зря ты идёшь, никому ты там не нужна.
— Врёшь, собака! Ваня меня ни в жизнь не забудет и рабом не станет никогда!
— Бывают и такие, — согласился пленник, — но они долго не живут. Сама подумай, непокорный пленник непременно старается сбежать. А бежать от нас невозможно. Бунтовщика ловят и больно наказывают. Твой малец в сотую долю так бить не умеет. Мало кто может дважды выдержать показательную порку. Он либо смирится, либо помрёт.
— Хватит болтать! — Люба забрала у сына камчу. И сейчас ты у меня либо смиришься, либо помрёшь. Показывай дорогу в орду!
— Ну, смотри, только потом не жалуйся. Туда, может быть, и попадёшь, а обратно никто тебя не выведет.
Покряхтывая от боли в иссечённой спине, страдалец подошёл к ожидающей лошади и вдруг молодецки вспрыгнул в седло и мгновенно взял в галоп.
— Стой! — крикнула Люба, но наездник уже исчез.
Любаша потёрла лоб, соображая. Как ни будь быстр конь, он не смог бы за единый миг умчать за горизонт. Значит, совсем близко есть ход, откуда пришла отара, и куда скрылся её хозяин.
Его и надо искать.
Треска очень кстати треснула вдоль на несколько тонких полос. Одну из них Люба вбила в сухую землю и навязала сверху бунчук, отобранный у всадника. Теперь можно легко вернуться в исходную точку поисков.
Сделали три или четыре круга и вышли на особое место, какое со стороны не углядишь и никак не заподозришь, что там скрыто нечто необычное. Каменная поганская баба с плоским невыразительным лицом, такие уже встречались Любиному отряду, но прежде они венчали большие и малые курганы, а эта пряталась в низинке, а рядом неустанно крутился смерчик, каких немало бродит по степи. Только этот никуда не бежал, стоял себе на месте, прикрывая бабу, делая её невидимой, пока вплотную не наедешь, то и не заметишь ничего. А кто вплотную на смерч наезжать станет?
Но когда ищешь неведомое, что скрывает орду, то и в смерч заглянешь и ещё куда, в самое неназванное место.
Люба свернула в середину пыльного вихря, и степь раскрылась перед ней неведомым простором. Южное солнце палило, но не могло выжечь свежее разнотравье. Полноводная река рассекала равнину, и на её берегах вольно раскинулись златоверхие строения: дворцы, храмы или просто дома, исполненные награбленным богачеством.
Города не было, зачем башни, стены и частоколы там, куда не проникнет ни единый враг.
Туда и направила Люба своё разношерстное войско.
Неведомо как, но ордынцы в ту же секунду узнали о нападении. Навстречу воинственной отаре вышло войско стократ большее. Не было в нём ни овец, ни детей, да и женщин не было, а сплошь скуластые батыры, привыкшие бить и убивать.
Вот где было бы не стыдно испугаться и поворотить к дому, ища спасения в бегстве. Но малые дети, стоящие за спиной, бояться не научились, а верный баран и подавно не умел. Но главное, были мысли об Иване, скованном ордынскими цепями. Освободить Ваню, а там можно и бежать, трясясь, как бараний хвост.
Но и в самом поспешном бегстве, трясись — не трясись, а помни про Илью, Добрыню и Ярослава, которые за материной спиной должны быть в полной безопасности.
Люба одним движением взметнулась на спину барана, послала его навстречу противникам. Те молча ожидали, ни проявляя желания ни бежать, ни нападать. Поединщик из их рядов не выехал, видать, знали недруги, каково сходиться в схватке с занозистой треской.
— Кто тут у вас главный ордынец? — крикнула Люба.
— Женщина!.. — отозвался из первого ряда какой-то батыр, — как ты смеешь своим липким языком называть солнцеликого владыку?
— Мне нет дела до ваших владык. Я пришла за своим мужем Иваном, которого вы украли пять лет назад. Верните его, и я уйду, никого из вас не тронув.
Ответом был громкий хохот. Ордынское войско оставалось безмолвным, смеялся лишь хан. Ряды нукеров, как по команде, раздвинулись, повелитель выехал вперёд. Хан был молод или, по меньшей мере, казался молодым. Стройную фигуру облекали чеканные золотые доспехи. Шапка с ветвистыми оленьими рогами тоже сияла золотом. Породистый сакский конь редчайшей золотистой масти гордо шёл под всадником.