Баранкин, будь человеком!
Шрифт:
Но Зинка Фокина отмахнулась от меня, как от надоедливой мухи.
– Девочки! Да что же вы делаете! – кричал я изо всех сил.
Но они все словно оглохли и ослепли: они меня не видели и не слышали, словно я и вообще не существовал на свете.
Страшное кольцо продолжало сжиматься вокруг Кости Малинина все тесней и тесней.
Я заметался, потом взлетел вверх; оставалось только одно: сбить спящего Малинина с камня – взять его на таран! Быть может, он хоть от удара проснется. Сложив крылья, я ринулся вниз, скользнул над травой и что есть
– Костя! Делай свечку! Свечку делай! – заорал я не своим голосом.
– Какую свечку? – сказал ничего не соображающий Костя Малинин, протирая заспанные глаза.
Тогда я схватил его за лапу и потащил за собой в небо круто вверх. И откуда у меня только сила взялась? В одну секунду я поднял Костю Малинина, как на лифте, выше кустов.
Внизу, где-то там, под нами, раздался дикий визг.
– Это что, большая перемена? – спросил меня Костя одуревшим от сна голосом и закрыл глаза.
– Какая еще перемена? – сказал я и наподдал Косте сзади лапой, чтобы он хоть немного пришел в себя. В глазах у меня все еще продолжало сиять какое-то северное сияние. – Ты что, еще не проснулся, что ли?
– Сейчас, сейчас! – сказал Малинин. – Сейчас я наемся нектара и сяду за геометрию… А этому Мишке надо крылья оборвать…
– Какому Мишке?
– Яковлеву… из семейства отличников. Чтобы он не соглашался другой раз заниматься с нами в воскресенье…
Малинин хотел сказать что-то еще, но вдруг перестал махать крыльями, громко захрапел и начал валиться в кусты, в самую гущину листьев.
– Костя! Не засыпай! Пропадешь! – рявкнул я и стал валиться вслед за своим другом в кусты сирени, цепляясь на лету крыльями за сучки и листья.
От удара о ветку Костя опять проснулся. По ветке взад-вперед ползали муравьи; они мельтешили у меня под ногами, и мне пришлось двум из них дать хорошего пинка, чтобы они не путались не в свое дело в такой, можно сказать, критический момент.
– Сейчас же превращайся из бабочки в трутня, слышишь? – сказал я Косте, разгоняя муравьев.
– В какого трутня? Из какой бабочки? Ты что, Баранкин, свихнулся, что ли? – сказал Малинин и повалился на бок.
Вероятно, у спящего Малинина так все перепуталось в голове, что он уже ничего не соображал и вообще нес какую-то страшную ахинею. Тогда я его приподнял за крылья:
– Превращайся в трутня! Слышишь, Малинин?
– Как это может человек превратиться в трутня? Ты, Баранкин, фантазей… из семейства человеев… то есть че-ло-ве-ков… то есть… я спать хочу, – сказал Малинин и повалился на другую сторону.
Было слышно, как по саду с криком и визгом продолжали рыскать девчонки. Если они заметят в кустах яркие крылья Кости-махаона, мы пропали.
– Ты превратишься в трутня или нет? Последний раз тебя спрашиваю! – Я снова поднял упавшего на бок Малинина, при этом я успел
– Ладно, Баранкин! – промычал Костя. – Если уж тебе так хочется… Только я сначала посплю…
– Нет! Сначала ты превратишься в трутня, а потом будешь спать? Слушай мою команду! – Я схватил Костю за передние лапы и стал изо всех сил трясти его, приговаривая: – Повторяй за мной! Повторяй за мной!
Ни ночью, ни днем
Не хочу быть мотыльком!
Всех на свете лучше
Быть, конечно, трутнем!
– Вот он где спрятался! – взвизгнул невдалеке голос Зинки Фокиной. – Я так и знала, что он далеко не улетит! Девочки! Окружайте куст!
«Все! Нас обнаружили! Мы пропали! – подумал я. – И Малинин опять заснул! И теперь я с ним уже ничего не смогу поделать!»
У меня при одной этой мысли опустились крылья, и я даже не стал распихивать муравьев, которые опять наползли с разных сторон.
«Пусть ползают, – произнес я мысленно, – теперь все равно…»
И вдруг именно в эту минуту раздался смех Кости Малинина.
Я с ужасом посмотрел в его сторону – уж не сошел ли он во сне с ума от всех этих переживаний – и вижу, как два муравья ползают возле его брюха и щекочут Костю своими усиками. Они его, значит, щекочут, а он, значит, смеется, тихо, правда, но смеется, спит и смеется. Вот балда, как же это я забыл, что Костя Малинин больше всего на свете щекотки боится. Я еще в лагере его сколько раз будил при помощи щекотки. Вот спасибо муравьям, что надоумили. И, не теряя больше ни секунды, я всеми четырьмя лапами сразу стал щекотать Костю под мышками. Тихий смех Кости-махаона сразу же перешел в хохот, и он проснулся. Сразу же проснулся! И глаза открыл, и совершенно спать перестал.
Трясется весь, хохочет, заливается как сумасшедший, лапами за живот хватается и говорит, захлебываясь от смеха:
– Ой, Баранкин! Ха! Ха! Зачем ты меня щекочешь? Ха! Ха! Ха!
– Ха! Ха! Ха! – отвечаю я Малинину.
Меня тоже в эту минуту разобрал смех, во-первых, на нервной почве, во-вторых, очень уж я обрадовался, что Костя проснулся от этого ужасного сна и окончательно пришел в себя. Я от этой нервной радости даже на время забыл о той смертельной опасности, которая еще продолжала грозить Косте Малинину. И главное, хоть Костя и проснулся, я все равно продолжал его щекотать. Кто его знает! Перестанешь щекотать, он возьмет и опять заснет.
– Да ну вас! – сказал Костя Малинин мне и муравьям, отталкивая меня и муравьев от себя. – Расщекотались здесь! Ха-ха! А что это там за шум! Ха-ха-ха!
И здесь я снова с ужасом вспомнил о том, что грозит моему лучшему другу, и не только вспомнил, но и понял, что" судя по голосам, Зинка с девчонками уже начали окружать наш куст.
– Малинин! – заорал я. – Сию же минуту сосредоточивайся и начинай превращаться в трутня!
– Почему – в трутня? В какого трутня? – спросил Костя, сладко потягиваясь.