Шрифт:
Джон Ширли
Барбара
– Мужиков не трогаем, понял? Даже старых - эти козлы все чокнулись на оружии, в натуре; ты себе думаешь: "Ну, этот белый дедуля ни хрена не может", тут-то он тебя и уроет, - говорит Ви-Джей Рибоку. Они стоят под навесом автобусной остановки, наблюдая за автостоянкой торгового центра. День клонится к вечеру. Калифорнийский весенний ветерок гонит по автостоянке мусор. Вот пролетели два вощеных стакана из "Тако-Белла"...
– У него, типа, "А-Кэ-Эм" в инвалидной коляске найдется?
– хохмит Рибок. "Хоть он и закончил школу, но все равно остался присяжным шутом класса", - думает Ви-Джей.
– Смейся-смейся, а некоторые из этих хренов вооружены что надо. Один такой сраный склеротик застрелил Гарольдову собаку. А собака всего-то к нему на крыльцо забежала. У них "МИ-16", понял? Пиф-паф - и тебе кранты.
– Значит, ты думаешь... лучше брать баб?
– задумывается Рибок, выцарапывая на прозрачной пластмассовой стенке свою личную метку. Ключом. Это ключ от дома его бабушки. Маманя Рибока слиняла из города с одним белым кадром.
– Бабы тоже бывают вооруженные. Почти у всех - баллончики с перцем, это точняк, но умный человек не даст в себя прыснуть, понял? Отбираешь баллончик и фырк ей в глаза, - говорит Ви-Джей и кивает, словно соглашаясь сам с собой.
– А как, бля, она деньги из банкомата достанет - с перцем-то в глазах?
– Слышу. Слышу. Значит, так - хватаем суку сзади, перец отбираем. А попозже, может, и трахнем, в натуре.
– Когда начнем?
– спрашивает Рибок.
– А че, давай вот эту, блин.
Она знает: Эйвери ее любит. Все признаки налицо. Когда он говорит: "Барбара, больше не звони мне...", это означает: "Не сдавайся, Барбара". Достаточно услышать, с каким придыханием он произносит эту фразу. Нет, просто сердце кровью обливается - как же он страдает, мой Эйвери. Ему никак нельзя высказать вслух то, что он думает на самом деле - разве позволит эта ведьма, эта его супружница; ведьма на метле, ведьма Вельма вечно у него над душой висит. Держит в тисках его яйца, извините за выражение. Не дает ему проявить мужское достоинство. Посадила его мужское достоинство в клетку. Как только Эйвери мог согласиться, чтобы Вельма работала в офисе. Как?
В те времена, когда Барбара работала с Эйвери в офисе, все было прекрасно, они угощали друг друга лакомствами и Эйвери улыбался ей той, особой улыбкой, в которой читалось: "Я тебя хочу, несмотря на то, что не могу это высказать вслух; и ты знаешь, что я тебя хочу, и я знаю - я тебя хочу". Просто чудо, сколько всего можно вложить в одну улыбку! Но Вельма держит его на поводке, точно Эйвери - маленькая собачка с косматой шерстью, спадающей на глаза, да-да, у Эйвери крохотные карие собачьи глазки.
Барбара выходит из торгового центра, и в ее соломенной сумке итальянской крестьянской сумке из "Сверхцены", где продаются импортные товары - лежит подарок для Эйвери; может, надо было все-таки выписать чек на часы, думает Барбара, а то ведь дело рискованное, она в жизни еще ничего не воровала, практически ни разу, но всяком случае - таких дорогих вещей, и вполне возможно, за ней теперь следят, ждут, пока она пересечет какую-нибудь установленную законом границу, и вряд ли они поймут... "За часы заплачено любовью", - скажет она им, но разве они поймут - да не больше, чем Вельма! Это Вельма заставила Эйвери уволить ее.
Барбара дрожащими руками отпирает машину. И вся холодеет, когда слышит обращенный к ней мужской голос, резкий такой тон. Она уверена - это полицейский из торгового центра. Оборачивается. Видит какого-то негра, совсем молодого, довольно симпатичного. Наверно, ему нужны деньги. Сейчас расскажет, что у него кончился бензин и ему нужна всего-то пара долларов на бензин... знаем мы эти истории.
– У меня нет с собой мелочи, - говорит она.
– Я считаю, что милостыню подавать не следует - она лишь стимулирует нищенство.
– Тетка не слушает, - говорит другой негр, тот, что повыше. Сколько им лет? Не больше двадцати.
– Зырь, - говорит первый и, расстегнув свою синюю куртку, демонстрирует, что его рука сжимает рукоятку револьвера, спрятанного за поясом его джинсов.
– Я сказал: "Садись в машину и не ори, или я тебе хребет прям щас прострелю".
Хребет, сказал он. Прострелю тебе хребет.
Как выясняется, их зовут Ви-Джей и Рибок. Рибок все время твердит, чтобы она сделала ему минет. Ви-Джей невежливо отзывается о ее внешности и возрасте, хотя ей всего тридцать восемь, да и весит она всего фунтов на тридцать больше нормы.
– Не все сразу, - повторяет Ви-Джей.
– Она у тебя отсосет. Но не все сразу.
Барбара сидит за рулем "аккорда", Ви-Джей - рядом с ней, а Рибок сзади. У него тоже есть оружие - странный такой гигантский пистолет с длинной коробкой из черного металла для пуль. Рибок называет его "Мэк".
Каков окажется на вкус его пенис? Чистый ли он? У Рибока довольно-таки опрятный вид. От обоих парней пахнет лосьоном. Если они чистые, Барбара не против.
Барбара пытается понять, почему не чувствует особого страха. Возможно, дело в том, что эти двое производят впечатление придурковатых непрофессионалов. Сами не понимают, что делают. Непрофессионалы еще опаснее - так сказал полицейский в шоу "Копы".
Они чуть не прозевали ее банк, так что Барбаре пришлось самой им его указать - а ведь она уже говорила, в каком банке у нее счет.
– Вот мой банк, если хотите, чтобы я к нему свернула.
– А ну сворачивай, если жизнь дорога!
Барбара въезжает на автостоянку, въезжает довольно-таки неуклюже водитель, которого она "срезала", злобно сигналит вслед. Затормозив, она подводит свою "хонду-аккорд" к банкомату.
– Вы оба выйдете вместе со мной?
– спрашивает она, заглушив мотор.
– Заткнись, тетка, мы сами разберемся, что нам делать, - говорит Ви-Джей, вопросительно глядя на Рибока.
– Не знаю. Нам обоим вылезти? Еще подумают, типа...
– Еще подумают...
– Никому вылезать не надо, - говорит Барбара, сама дивясь собственному спокойствию.
– Вот что вам надо сделать: держите револьвер на коленях под курткой и глядите на меня - если я, например, заору или попытаюсь сбежать - стреляйте. Нет, погодите - это тоже глупость! Я же могу просто дать вам номер карточки.