Барбара
Шрифт:
– Я не имею полномочий. Надо, чтобы ты сам подписал. Может, ты хочешь наделить меня статусом поверенного? Неплохая мысль, давай как-нибудь обговорим поподробнее...
– Нет, не стоит, не стоит, я просто...
– Ага, "фиат" Вельмы заезжает на стоянку.
– Зайди этак через полчасика, не раньше, хорошо? А то меня не будет. Значит, эта бумажка полностью решит проблему?
– В судебном запрете все предусмотрено: ей нельзя будет выслеживать тебя, наблюдать за тобой, звонить - полный комплект. Не сможет подойти к тебе ближе, чем на пятьсот ярдов. Теперь такие приставания запрещены законом, и мы ее привлечем, если она что-нибудь удумает. Посадим за решетку.
– Нет, завтра утром придет мастер. Вполне вероятно, что у нее есть ключ - запросто могла сделать. Фрэнк говорит, что мне должно быть лестно. Блин, мне такой лести даром не надо - только не от этой бабы.
– Не волнуйся, мы все уладим. Эйвери, мне пора...
– Подожди минутку, подожди...
– Пусть поговорит еще немножко, тогда можно будет разыграть наяву фантазию "Вельма срывает деловые переговоры".
– Я должен с тобой поговорить о счете, который ты мне прислал в прошлом месяце, знаешь, Хайдеккер, это уже на грани наглости...
– Послушай, мы можем проверить его, статью за статьей, но тебе придется оплатить время, в течение которого я буду этим заниматься...
Дверь распахивается; Вельма загромождает собой дверной проем. Она расстегивает плащ, сбрасывает его - длинные рыжие волосы Вельмы падают на белые, веснушчатые плечи; россыпь веснушек на белых, мягких, как тесто, грудях в вырезе черного кружевного корсета, трусики без средней планки, бедра, возможно, чуток тяжеловаты - но хрен с ними, с бедрами, когда на Вельме эти алые кружевные трусы с дыркой на самом интересном месте. Густо подкрашенные, глубоко посаженные зеленые глаза. Это факт, что у ее глаз начали появляться морщинки, а задница начинает обвисать. Но когда она упакована в этот черно-алый кружевной корсет, и розовые губки выглядывают из золотисто-рыжих кустиков... какая, на хер, разница, да, какая, на хер, разница...
– Я тебе попозже перезвоню, Хайдеккер, - произносит Эйвери и вешает трубку.
– Я не могу без нее. Я хочу эту шишку у тебя в штанах, Эйв. Я себя ласкала и думала о тебе, и поняла, что умру, если не получу сейчас эту шишку. Я не могу ждать. Возьми меня - прямо здесь, сейчас же, - произносит она своим гортанным голосом, который у нее так ловко получается.
– Вонзи в меня свою здоровенную шишку.
– И она облизывает кончиком языка свои вишнево-красные, накрашенные "Ревлоном" губы.
– Не всякому дано распознать, каков Эйвери на самом деле, рассказывает Барбара. Они сидят в ее машине на углу автостоянки у здания, где находится офис Эйвери.
– Понимаете, он такой резкий. Просто прелесть какой грубиян. Однажды я ему подарила плюшевого мишку с запиской: "Ты просто милый старенький медведь!" Он выражается очень кратко и довольно-таки нелицеприятно, если вы понимаете, что я имею в виду, но душа у него добрая-добрая и иногда...
– Там хоть немножко денег есть?
– обрывает ее Ви-Джей, разглядывая через переднее стекло маленькое здание охристого цвета. Такие строили в начале семидесятых. Крыша завалена камнями - модный в те времена способ теплоизоляции.
– По-моему, девка, ты нас наколоть хочешь. Нет там ни хрена.
"По крайней мере, я выросла от "тетки" до "девки", - думает Барбара.
– Он держит в своем сейфе уйму наличных денег. Должно быть, прячет от налоговиков. Это с ним кто-то расплатился за...
– Сколько?
– вмешивается Рибок.
– Пятьдесят тысяч долларов. Может быть, даже сто. Это большие деньги, верно? Я раньше даже как-то
– Что-то дом больно обшарпанный. Неужели там такие крутые богачи сидят?
– Две другие фирмы, которые здесь находились, погубил кризис. Это маленькое здание, Эйвери остался в нем один, а он вообще-то владеет зданием и хочет сделать реконструкцию - знаете, он в таких вещах просто гений, у него всегда грандиозные планы...
– Хватит тут про этого хрена толковать, в натуре, бля!
– взревел Рибок.
– У-у, мудила!
– Хорошо, только не забудьте, что мы не будем открывать стрельбу - я не хочу, чтобы Эйвери пострадал...
– Сестренка, бля, ты чо несешь? Мы пойдем, куда хотим, в натуре, у нас пушки...
– Я вам нужна. Я знаю код сейфа.
Рибок, весь напрягшись, тычет в нее стволом пистолета.
– А я знаю, как пользоваться этой вот фигней, сука беложопая!
– Тогда застрели меня, - говорит она, пожимая плечами, вновь удивляясь собственному хладнокровию. Но она знает, что делает. Собственно, ей действительно все равно. Ей все безразлично, кроме Эйвери. А Эйвери собственность Вельмы. Вот чего люди не понимают. Эйвери принадлежит ей. Он - краеугольный камень, он - Мужчина, она - Женщина, и ничто этого не изменит - вот что пора бы понять людям.
– Мне все равно, честно, продолжает она, пожимая плечами.
– Пытайте меня. Убейте. Если по-моему не будет, значит, все отменяется.
Ви-Джей выпячивает челюсть. Приставляет дуло револьвера к ее щеке.
Она заглядывает в глаза Ви-Джея:
– Давай. Выбрось деньги на помойку.
Ви-Джей смотрит на нее ровно десять секунд. Затем опускает револьвер и, перегнувшись назад, пригибает Рибоков пистолет вниз.
Прямо на столе. Он имеет ее прямо на столе и шепчет ей: "Я тебя люблю". Он раздвинул ей ноги, сжимая своими большими, грубыми руками ее костлявые коленки, штаны у него спущены, бедра у нее целлюлитные, она вырядилась, как проститутка, и...
ОН ШЕПЧЕТ ЕЙ: "Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ".
Тут Эйвери, дернув головой, оглядывается на них, рот у него разинут, он пыхтит от натуги, лицо в пятнах, со лба капает пот, Эйвери удивленно моргает.
– Вельма заперла дверь...
– выпаливает он. Тут он приглядывается к Барбаре и осознает, что она, должно быть, сделала себе личный ключ.
Затем - это видно по его лицу - он отдает себе отчет в том, что стоит посреди кабинета со спущенными штанами, воткнув член в Вельму, которая полулежит на столе с раздвинутыми ногами, а у Барбары за спиной, выглядывая из-за ее плеч, маячат двое незнакомых негров.
– О Боже милосердный, о Пресвятая Дева Мария, - шепчет он, выдергивая пенис и подхватывая штаны, а Вельма открывает глаза и, увидев Барбару с Рибоком и Ви-Джеем, начинает визжать.
Вельма соскальзывает со стола, прячется за ним, скорчившись. Эйвери нажимает на кнопку бесшумной тревоги, но она не срабатывает; Барбара отключила сигнализацию.
Однажды, давным-давно, когда Барбара была маленькой девочкой и жила во Флориде, она видела ураган. Она гостила тогда на ферме, где ее дедушка выращивал апельсины. Ее бабушка держала кур. Глядя в дырочку на стене укрытия, выстроенного на случай ураганов, Барбара увидела, как одна курица распростерла крылья и, подхваченная ветром, взлетела, исчезла в небе, среди кипящих туч. И вот теперь Барбаре чудится, будто сильный-сильный ветер погоняет ее, давит на спину, вталкивает в комнату - только этот ветер внутри нее, и она делает то, что хочется ветру, и он несет ее по комнате, кружит, как торнадо, вокруг стола, кружит, кружит и воет ее голосом: