Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы
Шрифт:
«От них не убудет», — так говорили, когда все деревенские дети ходили лакомиться ягодами в бывший помещичий сад. Усадьба давно стала школой, а о самих помещиках остались лишь воспоминания и игра господских детей «мозаика», хранившаяся в шкафу у школьной нянечки Анни, но, по мнению деревенских жителей, старое выражение о бесконечно волочащейся верёвке больше подходило колхозному времени, чем помещичьему. Кусты смородины и крыжовника, яблони, алыча и сливовые деревья когда-то принадлежали семейству Сыерде, которое жило в нашем доме ещё до того, как начались высылки. Но все они исчезли из деревни неизвестно куда, так что сад принадлежал теперь колхозу
Неожиданное появление сторожихи Асты-Штаны придавало набегам детей на сад за ягодами и яблоками дополнительную увлекательность. Ради увлекательности или, как сказал старший мальчик Лембит, конспирации, когда шли поесть смородины, обменивались иной раз шапками, свитерами и рубахами, как при игре в разбойников, в которой можно было «освободиться», если вместо твоего имени называли чьё-то другое. Таких случаев, чтобы Аста-Штаны пошла жаловаться на кого-нибудь к нему домой, известно не было, но было так здорово под шелест кустов и шуршание травы удирать всей компанией в лес, когда вслед неслись громкие крики: «Ну погодите, негодники, вот я вас! Я всех вас узнала! Чёртовы воришки, ну получите у меня!»
С игрой в дочки-матери дело было так, что мальчики охотно участвовали до тех пор, пока надо было из школьного сарая таскать кирпичи, чтобы сложить плиту для игры, сделать из обрезков досок полки и обеденный стол, а из веток ивы сплести кроватки. Когда всё это было сделано и все участники поделены считалкой на две команды, настроение мальчишек менялось, и иной, глядя на скомбинированную из лопухов и цветов флоксов шляпу матери игрового семейства, говорил, про свою игровую жену: «Как жаба под лопухом, бэк!». Или когда жаловались понарошку, что надо вызвать врача ребенку, потому что он сегодня очень плохо выглядит, то мальчишка, который был в роли отца, мог съехидничать: «Да, жопа у него красная, как у макаки», хотя ничего подобного не было ни у меня, ни у Юри, с которым мы вместе играли…
Если девочки на это не очень сильно сердились, то начинали вместо игры в дочки-матери какую-нибудь другую игру, например, в «штандер», палочки-выручалочки или еще какую-нибудь. Но иной раз отношения так портились, что мальчишки убирались восвояси, а девочки собирались на крыльце и, сидя на лавочке, ругали мальчишек и обсуждали свои дела. Иногда, правда, случалось и такое, что мальчики делали себе из репейников погоны на рубахах, набивали карманы репьями и объявляли девчонкам войну — тогда девочки объявляли, дрожа от злости, что никогда в жизни не будут играть с такими хулиганами, потому что выдирать репьи из длинных волос было и впрямь очень больно, а особенно из кос. И было, как объявляли: вечная ненависть и вражда длились до следующего дня — до тех пор, пока жилищам между кустов сирени не требовались ловкие руки мальчишек.
Старшие девочки сидели на лавочке на крыльце, болтали ногами и поедали белый налив так ловко, что от сердцевины яблок оставались лишь жалкие огрызки. При этом каждое откусывание сопровождал восхитительный хруст — у меня это не получалось, как бы старательно я ни вгрызалась в яблоко.
— У тебя молочные зубки, ими невозможно откусить от яблока порядочный кусок, — сказала Хельви, когда я рассказала ей о своей неудаче.
— Когда какой-нибудь зуб начнёт шататься, надо, выдирая его, сказать: «На тебе, мышка, молочный, дай коренной!», — поучала двоюродная сестра Хельви Хелле Аавик.
Глядя на её острые белые клыки, я бы с удовольствием использовала все средства. Много раз я и тихо, и громко произносила заклинания, но глядя на свои зубы, вынуждена была с грустью признать, что ни один из них не послушался и не зашатался.
— Не знаете, что помогает от бородавок? — спросила Элья Плоомпуу, показывая другим свой указательный палец.
— Сахарная бумага, — знала Хелле. — Только при этом надо прочесть заклинание.
— Не верю, — сомневалась Хельви. — Другое тут не поможет, только нож! Но с бородавками можно пойти к врачу, а вот против веснушек ничего не помогает…
— Перекись водорода помогает! И уксусом их можно постепенно вывести, — поучала Элья.
— А ты не пробовала мыть лягушачьей икрой? — спросила Хелле. — Попробуй весной, это вроде бы должно помочь!
— Бёк, как противно! — сморщила нос Хельви и достала из кармана кофточки новое яблоко. Кракс! Хруст, с которым она откусила, был достоин зависти… Достойны зависти были и проблемы старших девочек — бородавки, веснушки!
Когда тата вечером тёр мочалкой мои ноги в тазу, я спросила:
— Тата, отчего бывают бородавки?
— Леший его знает… — пожал он плечами, и добавил поговорку: — Беда приспела — наперёд не сказалась!
— А если очень-очень пожелать, то бородавка не появится?
— Боже упаси! — тата засмеялся. — Неужели ты хочешь заполучить бородавку?
— Угу, — с серьезным видом пробурчала я. — И веснушки… А то ведь другие девочки всё время озабочены своими проблемами, а мне сказать не о чем.
Тата взял меня на руки и стал вытирать мне ноги. Похоже было, он о чём-то раздумывает.
— Так. Теперь натянешь ночную рубашку — и в постель.
— Но…
— Никаких но! — объявил он серьёзно. — Сегодня вечером сказки на ночку не будет! Тогда завтра и у тебя будет что обсуждать с другими девочками!
Так и вышло — не было ни сказки, ни рассказа про медведя Яунари Яурамита! Маленькая заноза обиды во мне застряла, но я не была уверена: стоит ли это завтра обсуждать с большими девочками… Что такое — одна оставшаяся не рассказанной сказка по сравнению с бородавками и веснушками! Я подумала, что мама наверняка бы поняла, как важно, чтобы можно было обсуждать с другими девочками настоящие проблемы. Вряд ли оставила бы нерассказанной сказку ребёнку, который озабочен отсутствием бородавок и веснушек! Потому что, насколько я помню, и мама не могла веснушками похвастаться…
Детская радость
Тата сказал, что нашёл для меня в Лайтсе няню — симпатичную опрятную пожилую женщину, которая будет мною заниматься, когда он на работе.
— Боюсь, что к осени мама вернуться не успеет, а в школу я тебя с собой брать не могу. Новый директор, похоже, очень строгий.
— Строже, чем тётя Людмила? Он уже вызвал рожателейв школу? — допытывалась я.
Тата рассмеялся.
— Гляди-ка, и всё-то ты помнишь! Ну нет, рожателейтеперь вроде оставили в покое, у дяди Хельмута самого маленький ребёнок, а его жена тоже учительница. Но ты и сама увидишь, нас пригласили к ним сегодня в гости на кофе.