Бархатное убийство (сборник)

Макеев Алексей Викторович

Поговорил Гуров и с охранником Глушаковым. На этот раз сыщика интересовало не свидание с Татьяной, а данные охранником показания насчет подозрительного человека, которого он якобы видел в углу парка. Сначала Глушаков упорно утверждал, что подозрительный незнакомец действительно был. Но, припертый к стене вопросами Гурова, в конце концов, признался, что никакого подозрительного типа в углу парка не было, что он его выдумал, чтобы скрыть факт своего свидания с Татьяной.

Затем Гуров беседовал с водителем Жилкиным. Теперь его интересовала та часть рассказа водителя о его свидании с Настей, когда он, уже после встречи с девушкой, выбежал в

гостиную и не увидел в ней неизвестного, который подслушивал их разговор.

– А не могло быть так, – спросил Гуров, – что этот человек, который тебя подслушивал, вбежал на второй этаж и спрятался там за углом? Но ни в одну комнату не вошел – потому что ему там нечего было делать, потому что это не Кривулин и не Татьяна?

– Да, наверное, могло, – подумав, ответил водитель. – Я ведь наверх не поднимался. А там есть такой закуток, возле кабинета Егора Борисовича, который снизу не просматривается.

– Значит, это мог быть кто-то, кроме Кривулина и Татьяны, – продолжал Гуров. – Например, Глушаков. Или Вишняков…

– Вы опять хотите, чтобы я на других наговорил, – мгновенно рассердился Жилкин. – А я уже говорил и сейчас повторю: стукачом отродясь не был и не буду! А про ваши версии одно могу сказать: Вишняков тут точно ни при чем.

– Это почему же?

– Он мужик такой… с принципами. Не из блатных, это точно.

– А что, думаешь, те, что с принципами, не убивают?

– Убивают, наверное, – пожал плечами Сергей. – Я все же человек молодой, опыт у меня меньше вашего. И я могу представить, как такой человек вроде Александра Ермолаевича дойдет до какого-то края… ну, за ребенка своего мстить будет или еще что такое… Но убить из-за денег – нет, это не он. Вычеркните его из ваших списков.

– А Глушакова не вычеркивать? Или Чанбу? Или Муртазина?

– Об этом я ничего говорить не буду! – набычился водитель. И сколько Гуров его ни спрашивал, ничего больше не сказал.

Что касается управляющего, то он, видимо, понимая, что от вопросов полковника ему никуда не уйти, сам нашел Гурова и предложил:

– Я знаю, дорогой, что вам нужно всех опросить. Давайте спрашивайте меня. Я все как на духу отвечу!

Однако Гуров его удивил.

– Нет, не стану я вас спрашивать, – сказал он. – Все, что мне нужно, я и так знаю. А не знаю, так узнаю. Но другим путем.

– Это каким же? – насторожился управляющий.

– Разные пути есть, – туманно ответил Лев. – Потом узнаете. А сейчас я, пожалуй, отправлюсь к себе в санаторий. Устал я у вас. Весь день тут провел.

Действительно, солнце уже село, смеркалось, небо над морем окрасилось в оранжевые, золотистые, лимонные тона. Гуров распрощался с озадаченным управляющим, снова разыскал Сергея Жилкина и сказал, что собирается обратно в санаторий.

Жилкин высадил Гурова на площадке перед корпусом, развернулся и уехал. Тогда Гуров достал телефон и набрал номер капитана Синичкина.

– Ну, что, успел что-нибудь узнать? – спросил он.

– Да, кое-что выяснил, – ответил капитан. – Могу рассказать. Вы где?

– У себя, в санатории.

– Тогда я скоро подъеду, – пообещал Синичкин.

И действительно, спустя пятнадцать минут машина капитана затормозила у ворот санатория.

– Пошли, пройдемся немного, – предложил Гуров. – По дороге все и расскажешь.

Они двинулись по аллее, обсаженной пальмами, и капитан принялся рассказывать:

– Сразу скажу: проникнуть в дом Муртазина не удалось. Егерь выполнил ваше предписание, сидит дома.

Я взял с собой молодого оперативника, он должен был сыграть роль отдыхающего, который хотел бы снять у них комнату и под этим предлогом походил по двору, заглянул туда-сюда. Но поскольку дома были и жена, и муж, из этого бы ничего не вышло, и я от этого плана отказался. Зато походил по поселку, поговорил с соседями. И вот что выяснилось. Вчера Муртазин и в самом деле вернулся рано, как он нам и говорил. Об этом мне все говорили. Его аж шесть человек видели, так что на вчерашний день алиби у него безупречное.

– А на позавчерашний?

– С позавчерашним вечером хуже. Не нашлось ни одного человека, который бы видел, как Муртазин вернулся домой. Люди в поселке ложатся поздно, многие до полуночи остаются на ногах: или телевизор смотрят, или просто сидят, разговаривают.

– А жена что говорит?

– Сегодня я с этой Равией беседовать не стал, – объяснил Синичкин. – Но я ведь вчера у нее показания снимал. Несколько раз, в разных местах допроса, спрашивал: во сколько муж вернулся домой? И она всегда отвечала одно и то же: «Я, дескать, легла спать, но еще не заснула, и слышала, как он пришел. Примерно в половине двенадцатого, может, чуть позже».

– То есть она полностью подтверждает показания мужа?

– Да, подтверждает, – кивнул Синичкин. – Но я иного и не ожидал. Было бы странно, если бы она говорила иначе. Муж и жена – одна сатана…

– То есть, если исключить показания Равии, иных свидетелей, которые бы подтвердили, что Муртазин позавчера вернулся домой до двенадцати часов, нет, – заключил Гуров. – Значит, алиби на вечер первого убийства у него нет. Он мог вернуться позже, мог вообще не вернуться домой. Мы этого не знаем. Но если мы оставляем его в числе подозреваемых по убийству Петра Тишкина, то из числа подозреваемых в убийстве Насти его надо исключить – тут у него прочное алиби. Что же у нас выходит?

– Выходит, что убийц двое, – сказал Синичкин.

– Вот именно! – кивнул Лев. – А так не годится. То есть, возможно, так оно и есть, но сначала надо отработать все версии с одним убийцей. И вот этим я сегодня и намерен заняться.

– То есть вы хотите снова вернуться в усадьбу?

– Нет, туда я не собираюсь, – покачал головой Гуров. – Что там делать на ночь глядя?

– Где же тогда вы будете проверять эти версии?

– В поселке. А если точнее – где-нибудь поблизости от дома уважаемого управляющего виллой «Аркадия» Константина Семеновича Чанбы.

– Так вы подозреваете в убийстве управляющего?! – удивленно воскликнул Синичкин. – Вы мне об этом не говорили…

– Я пока не знаю, виновен ли он в убийстве, – ответил Гуров, – но одно знаю точно – управляющий упорно лжет. А это подозрительно.

– И по поводу чего он лжет?

– Вечером накануне убийства Тишкина управляющий о чем-то беседовал с поваром, – объяснил Гуров. – Причем речь шла, как видно, вовсе не о расходовании продуктов или качестве приготовленного мяса. Для свой беседы эти двое выбрали площадку за кустами, за углом дома. Почему? Для того, чтобы их никто не услышал. Однако их слышали: и Настя Тишкина, и садовник Вишняков. Правда, Настя не разобрала, с кем беседовал управляющий, и решила, что это охранник. А вот садовник уверенно показал, что Чанба беседовал именно с поваром. Мало этого, он даже разобрал часть содержания беседы. Управляющий требовал, чтобы Петриченко заплатил деньги, какой-то долг, а тот обещал выполнить это требование.