Барическая пила. Сборник. Стихи и рассказы
Шрифт:
«А помнишь, – продолжал Он, – однажды, в далеком-далеком детстве, мы стояли с тобой вдвоем на высокой скале, обрывающейся к бурлящему перекату реки? Ты была в прелестном розовом платье с коротким рукавом. Волшебный закат совершенно чудным образом подсвечивал великолепные, очаровательные локоны твоих распущенных волос. Летний ветерок время от времени забрасывал их тебе на плечо, и в этот момент они слегка касались моего лица, околдовывая меня при этом ни с чем несравнимым, чарующим запахом! Чем они пахли? Не могу сказать точно. Это была смесь нежнейших ароматов трав, цветов, солнца, лета, чистой горной реки и… И, наверное, запах
Ты рассказывала мне о том, что научилась этим летом плавать. Радовалась и гордилась. А я был как будто в каком-то оцепенении, в сомнамбулическом состоянии каком-то. Как под гипнозом. Я просто стоял и зачарованно смотрел на тебя. И был на седьмом небе от счастья. Потому что ты была рядом, потому что слышал твой голос, потому что, жестикулируя, ты то и дело случайно касалась моей руки своей рукой! Больше всего на свете я хотел в тот момент, чтоб этот вечер никогда не кончался, чтоб удивительный закат горел вечно, и чтоб ты все время была рядом…».
Так проходили его вечера. А утром Он шел на работу. Он считался толковым и грамотным специалистом, но не стремился делать карьеру, да и работу свою, сказать по правде, не любил, хотя всегда выполнял ее честно и ответственно. Просто не мог по-другому. Не умел.
Его, как послушного и исполнительного работника, часто просили сделать что-нибудь сверх его обязанностей. Или задержаться подольше, потому что опять что-то срочное, или нужно кому-то помочь, или что-то исправить. Он делал. Без большого желания, но и без отвращения. Просто делал и все. Поэтому иногда Он приходил домой настолько уставшим и измотанным, что не было сил даже нормально поужинать. Тогда Он выпивал стакан теплого молока и ложился на диван в тихой и пустой своей квартире. Без света, без телевизора, без телефона. И вот тут его настигало Одиночество. Но Он знал безотказный способ, как с ним справиться. Он садился к столу и начинал писать письмо Ей:
«Дорогая, любимая моя! Ты знаешь, я сегодня совершенно случайно вспомнил, как мы однажды сбежали с уроков. Помнишь? Кажется, это был шестой класс, весна. Ты открыла окно, и в кабинет физики ворвался весенний воздух, пение птиц, особенно яркие, весенние лучи солнца и запах первых цветов и запоздалых горных ручьев. Вот тут-то ты и сбаламутила весь класс сбежать с последнего урока в парк. Ну, парни – те ладно. Мы все были тобой увлечены и очарованы. Но девчонки! Они-то чего поддались на твои уговоры? Наверное, это весна сыграла с нами злую шутку. Помнишь, как нам всем влетело потом от классной? Зато как здорово было там, в парке! Я до сих пор вспоминаю тот день с огромным удовольствием.
А когда мне становится особенно тоскливо и одиноко, я вспоминаю еще и другой день. Помнишь, мы ходили в поход? Ты тогда сплела себе венок из цветущих ромашек, взобралась на пенек и объявила себя принцессой, а потом приказала поцеловать тебе руку. Все только смеялись этой шутке, и лишь я один исполнил твое повеление. И это был первый наш поцелуй! Пусть шутливый, пусть только в ручку, но я целовал Тебя! Разве может быть счастье выше этого?».
Но не всегда его письма были такими. Иногда Он писал зло, ожесточенно.
«Любовь моя! Я вновь пишу тебе. Не смог удержаться. Знаешь, как меня бесят эти тупые рожи! Шеф взял на работу своего племянника. Безграмотный, наглый, распоясавшийся ублюдок! Всем раздает указания и советы, словно это он директор фирмы, а не его знаменитый дядя! Когда он в очередной раз высказывал мне, как и что надо делать, я задал ему простой вопрос: «А вот скажите, молодой человек, как вычислить вес кирпича, если известно, что он весит столько же, сколько один килограмм плюс половинка кирпича?». Представляешь, он взял ручку, лист бумаги и битый час что-то там вычислял, безуспешно напрягая свои прямые извилины. Потом подошел ко мне и с высокомерным видом заявил, что задача не имеет решения, так как в ней недостаточно исходных данных! И после этого он указывает мне на недостатки в работе! Впрочем, не только мне. Всем! Каково, а?
Но самое страшное даже не это. Точно такие же маменькины (или папенькины) сынки сидят в высоких чиновничьих кабинетах! Вот что ужасно! Столкнулся я тут недавно с этой пресловутой бюрократией, ставшей уже притчей во языцех. Надо было оформить кой-какие документы для нашей фирмы. Это просто какой-то кошмар, доложу я тебе! Тупость, отписки, пренебрежительное отношение. И ни шагу вперед, ни слова по делу! Прав был Эйнштейн, когда говорил, что ему известны лишь две по-настоящему бесконечные вещи. Это Вселенная и человеческая глупость. «Правда, -говорил он, – насчет Вселенной я не очень уверен!». Абсолютно с ним согласен!».
И все же гораздо чаще в его письмах была не злость, и даже не воспоминания, а откровенное веселье и юмор. Регулярно Он писал что-то вроде такого:
«Радость моя! Опять видел тебя во сне. Знаешь, ты начинаешь дерзить! В моих снах, я имею ввиду. Зубоскалишь мне, ругаешься. Вот и в этот раз тоже. Я говорю тебе:
– Может, встретимся в выходные, любовь моя?
А ты мне эдак, знаешь ли, поучительно:
– Мои выходные похлеще рабочих. Стираю, готовлю, делаю уборку, глажу, мою посуду. А ты – бездельник! Потому что у тебя выходные!
– И что же мне делать? – говорю я.
А ты мне в ответ:
– Купи козу, посели ее у себя в квартире. А лучше две или три козы. Вот и у тебя тогда будут выходные. Настоящие!
Я даже проснулся сразу. И, веришь, нет? – присмотрелся в темноте: нет ли тут у меня дома козы случайно. И только когда убедился, что нет, что это всего лишь сон, тогда только заснул снова».
При этом, о чем бы Он ни писал в своих письмах, заканчивал их почти всегда одинаково: «Любимая моя! Знаешь, пусть мы далеко друг от друга, но ты всегда со мной, в моем сердце, в душе, в памяти, в мыслях! А я всегда буду с тобой. Незримо, незаметно, но с тобой. И помни, счастье мое, что бы ни случилось в этой жизни, я всегда твой и верен тебе. Что бы ни произошло, как бы жизнь нас ни кидала, как бы ни калечила, только позови, я тут же буду рядом. Во что бы то ни стало! И буду рядом всегда, сколько буду жив!».
Но Она ни разу не ответила ему. Ни на одно письмо. Потому, что ни одного своего письма Он ей так и не отправил. Она давно была замужем за другим, а Он так ее любил, что не хотел тревожить и волновать воспоминаниями или напоминанием о себе.
17.02.2021 г.
Карусель
Какое-то время я жил на Уралмаше. Был у нас сосед – мужик, лет под шестьдесят, бывший военный, а ныне пенсионер. Здоровья у него было – хоть отбавляй. Времени свободного – и того больше. И вот от безделья устроился он на лето подработать сторожем в расположенном поблизости парке отдыха.
Конец ознакомительного фрагмента.