Барклай-де-Толли
Шрифт:
В начале 1812 года император Александр I подписал три секретных документа — «Уложение для управления Большой действующей армией», «Инструкция начальнику Главного штаба по управлению Высшей воинской полицией» и «Инструкция директору Высшей воинской полиции». «Эти документы вобрали в себя представления Барклая-де-Толли и его окружения о подходах к организации и ведению военной разведки и контрразведки накануне и во время боевых действий» [69. С. 9].
В инструкциях указывались обязанности различных чинов контрразведки, приводились правила, способы и методы работы с агентурой, сбора и передачи сведений. В дополнении к «Инструкции начальнику Главного штаба по управлению Высшей воинской
Это положение появилось не случайно. Объяснение ему можно найти в письме французского эмигранта на русской службе Мориса де Лезера, занимавшегося организацией агентурной разведки на западной границе, Барклаю-де-Толли от 6 декабря 1811 года. Маркиз писал:
«Крайняя осмотрительность, которая проявляется жителями Герцогства [Варшавского княжества] по отношению к путешественникам, создает для нас большие трудности по заведению агентов и шпионов, способных принести пользу» [69. С. 10].
В марте 1812 года вышеназванные инструкции были разосланы в войска. В мае они были дополнены предписанием Барклая-де-Толли, «в котором еще раз уточнялся круг обязанностей контрразведки, была расширена власть директора и произошло увеличение полицейских функций в деятельности высшей полиции. На основе этого предписания вся местная полиция будущего театра военных действий была постепенно подчинена контрразведке» [13. С. 61].
Во 2-й Западной армии пост директора военной полиции долго оставался вакантным, что не способствовало организации контрразведки. Лишь 24 мая на эту должность получил назначение подполковник Морис де Лезер, но после неудачных действий русских войск в районе Смоленска он, как и многие другие иностранцы, был заподозрен в тайных контактах с французами и сослан в Пермь.
Историк Е. В. Тарле отмечает, что де Лезер был выслан из армии «явно демонстративно» [130. С. 113], и сделал это князь Багратион, который написал:
«Сей подноситель подполковник Лезер находился при вверенной мне армии по отношению министра военного для употребления должности полицейской. <…> Выходит, что господин сей Лезер более нам вреден, нежели полезен» [130. С. 113].
Как видим, еще до начала войны князь Багратион «смотрел на ситуацию со своей колокольни» [5. С. 614], не желая понимать мотивы и поступки Барклая-де-Толли, и это обстоятельство часто вредило успеху общего дела. Что же касается Мориса де Лезера, то в 1813 году он был оправдан и произведен в полковники.
Уже в ходе войны, до соединения русских армий под Смоленском, в армии князя Багратиона агентурной работой, помимо де Лезера, занимались довольно странные люди: французский эмигрант Жан Жанбар и некий Экстон, художник, «знающий европейские языки». Багратион характеризовал его как человека способного, имевшего связи «со многими людьми хорошего состояния, могущего находить многие знакомства через искусство в живописи портретов», естественно, «по достаточном снабжении его деньгами» [5. С. 420]. Этот Экстон был послан в Варшаву, чтобы наблюдать за движением неприятельских войск к российским границам. Но он так и не сумел обосноваться в Варшаве; польская и французская контрразведки быстро «раскусили» его и выслали обратно в Россию.
Вообще складывается впечатление, что в данной области князь Багратион в основном имитировал активность. Похоже, что его гораздо больше интересовало то, как бы ему восстановить свои прежние сильные позиции при императорском дворе.
19 октября 1811 года он написал Барклаю-де-Толли письмо, в котором просил его, «пока еще со стороны наших соседей не происходит никакого движения, исходатайствовать высочайшее у государя императора соизволение прибыть мне зимним путем, как удобнейшим для поездки, на самое короткое время в столицу для личного объяснения с его величеством» [5. С. 423].
Однако его попытка хотя бы на время вырваться в Санкт-Петербург не удалась. «Опала, наложенная на него — правда, в весьма мягкой форме, — не проходила. Государь уже не хотел, как это было прежде, видеть его за своим столом» [5. С. 424].
23 ноября 1811 года Барклай-де-Толли написал Багратиону:
«М[илостивый]. г[осударь]. Петр Иванович! Его императорское величество по настоящим обстоятельствам находит пребывание ваше при войсках необходимо нужным, а потому на отношение вашего сиятельства ко мне от 19 октября высочайшего соизволения не последовало» [5. С. 424].
Как видим, император не только не хотел видеть князя Багратиона «за своим столом», но он и не считал нужным лично переписываться с ним.
В 1-й Западной армии Барклая-де-Толли организация контрразведки была поставлена намного лучше. «Только там Высшая воинская полиция имела штат чиновников, канцелярию и директора. Ей же перед войной была подчинена местная полиция от австрийской границы до Балтики» [13. С. 61–62]. На пост директора военной полиции армии в апреле 1812 года был назначен родившийся в Москве сын выходца из Франции Яков Иванович де Санглен. Так как 1-ю Западную армию возглавил Барклай-де-Толли, то де Санглен начал именовать себя «директором Высшей воинской полиции при военном министре», то есть как бы руководителем всей русской военной контрразведки.
Кстати сказать, де Санглен, «носивший французскую фамилию, но считавший себя совершенно русским (однажды он даже едва не подрался на дуэли с французским офицером, пренебрежительно отозвавшимся о России и русских) [58. С. 230], не советовал Михаилу Богдановичу соглашаться на командование и обосновывал он это так: «Командовать русскими войсками на отечественном языке и с иностранным именем — невыгодно» [9. С. 389]. Очень скоро мы увидим, до какой степени мудрым оказался этот человек.
Штат Высшей воинской полиции де Санглена был немногочисленным, но весьма эффективным. Для работы в канцелярии, по его представлению, из соображений секретности первоначально направили лишь одного чиновника — титулярного советника Протопопова, однако по мере расширения делопроизводства в помощь ему были взяты коллежский секретарь В. П. Валуа, студент Петрусевич и коллежский регистратор Головачевский. Постепенно были набраны сотрудники, занимавшиеся разведработой. Некоторых перевели из Министерства полиции — в частности, барона П. Ф. Розена, надворного советника П. А. Шлыкова и отставного поручика И. А. Лешковского. С началом войны в контрразведку попали полицмейстеры городов Вильно и Ковно Андрей Вейс и майор Эдвард Бистром, ранее активно сотрудничавшие с де Сангленом, потом — таможенный чиновник Андрей Бартц, а в сентябре 1812 года — житель Виленской губернии Янкель Закс. Были приняты и несколько отставных офицеров-иностранцев, имевших опыт боевых действий — подполковник Кемпен, капитан Ланг, а также отставной ротмистр австрийской службы итальянец Винцент Ривофиналли.
Кстати сказать, в Вильно обнаружилось немало французских шпионов. Де Санглен поручил местному полицмейстеру Вейсу следить за всеми прибывающими в город, а сам начал посещать известный тогда ресторан Крешкевича. Там его внимание вскоре привлек один весьма развязный поляк, назвавшийся Михаилом Дранжевским. Де Санглен познакомился с ним, а затем приказал Вейсу произвести в его квартире обыск. Под полом и в дымовой трубе квартиры были найдены записи Дранжевскаго о русской армии и ее генералах, инструкция по агентурной работе и даже патент на чин поручика, подписанный Наполеоном! Естественно, шпион был арестован, а Вейс за это дело получил орден Святого Владимира 4-й степени.