Барклай-де-Толли
Шрифт:
«Засилье иностранцев» — странная логика, и не все в России разделяли ее. Например, известный в те времена петербургский публицист Н. И. Греч писал:
«Отказаться в крайних случаях от совета и участия иностранцев было бы то же, что по внушению патриотизма не давать больному хины [46] , потому что она растет не в России» [47. С. 238].
Но, к сожалению, националистическая логика актуальна в России и по сей день, а в 1812 году именно она погубила «иноземца» Барклая-де-Толли, сделав его положение практически безвыходным.
46
Хина (cinchona) —
Другое дело — Кутузов. С его приездом в армию «сразу родилась поговорка: “Приехал Кутузов бить французов”» [136. С. 131].
Да и сам Михаил Илларионович тут же заявил:
«Ну, как можно отступать с такими молодцами!» [125. С. 543].
А на следующий день и он отдал приказ продолжить отступление в сторону Москвы.
Конечно, Барклай-де-Толли понимал, что М. И. Кутузов находится под влиянием некоторых окружавших его людей. Он писал:
«Вскоре по прибытии князя окружила его толпа праздных людей, в том числе находились многие из высланных мною из армии» [8. С. 383].
Далее он называл двух адъютантов Кутузова: его зятя князя Н. Д. Кудашева, назначенного дежурным генералом, и полковника П. С. Кайсарова, обвиняя их в интригах, направленных против него лично.
О действиях этих двух молодых людей Барклай-де-Толли написал императору, что они «оба условились заметить престарелому и слабому князю, что по разбитии неприятеля в позиции при Царево-Займище слава сего подвига не ему припишется, но избравшим позицию» [113. С. 204].
Подобная трактовка не совсем справедлива: Михаил Илларионович при всех его недостатках явно был выше того, чтобы из-за личного самолюбия уходить с сильной позиции. Но и требовать от Барклая-де-Толли полной беспристрастности в отношении к новому Главнокомандующему тоже не совсем справедливо, ибо настоящей объективности в отношениях между людьми не существует… по объективным причинам.
Тем не менее Кудашев и Кайсаров вскоре были заменены, и «на первые роли вышли П. П. Коновницын и К. Ф. Толь, действия которых оказались более профессиональными и эффективными» [15. С. 27].
От Царево-Займища русская армия отступала уже не так быстро, как от Смоленска. При этом французы ни на минуту не переставали беспокоить русский арьергард, не давая ему возможности передохнуть и перегруппироваться.
21 августа (2 сентября) русская армия подошла к Колоцкому монастырю, а 22-го заняла при селе Бородине позицию, избранную М. И. Кутузовым. Главная квартира была расположена в деревне Горки.
Весь следующий день обе стороны готовились к генеральному сражению.
Барклаю-де-Толли при первом же взгляде на позицию стало ясно, что главный удар будет нанесен Наполеоном по более слабому левому флангу.
Потом он писал, что позиция «была выгодна в центре и правом фланге, но левое крыло в прямой линии с центром совершенно ничем не подкреплялось и окружено было кустарником» [28. С. 16].
Да и князь Багратион видел, что «левый его фланг подвергали величайшей опасности» [28. С. 17].
Конечно же оба генерала предложили Кутузову произвести передислокацию войск, отодвинув 2-ю армию чуть назад, но Михаил Илларионович, как обычно, покивал головой, но никаких приказов не отдал, и начальная диспозиция осталась прежней.
В диспозиции этой М. И. Кутузов написал:
«Не в состоянии будучи находиться во время действий на всех пунктах, полагаюсь на известную опытность г. г. главнокомандующих армиями и потому предоставляю им делать соображения действий на поражение неприятеля» [152. С. 239].
Как видим, Михаил Илларионович заранее дал двум главнокомандующим армиями «свободу в разгар сражения действовать по своему усмотрению» [152. С. 239].
Утвердив такую диспозицию, Кутузов объехал войска и напомнил всем, что позади Москва и что надо стоять крепко.
Накануне сражения Барклай-де-Толли был очень грустен и почти все время молчал, а вот его начальник артиллерии генерал-майор А. И. Кутайсов, напротив, без устали шутил и веселился. Через четыре дня ему должно было исполниться 28 лет. Из-под его пера вышел следующий приказ по артиллерии 1-й армии:
«Подтвердите во всех ротах, чтобы они с позиции не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки. Сказать командирам и всем господам офицерам, что только отважно держась на самом близком картечном выстреле, можно достигнуть того, чтобы неприятелю не уступить ни шагу нашей позиции. Артиллерия должна жертвовать собой. Пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор» [41. С. 36].
На другой день он будет убит при попытке отбить у противника батарею Раевского, и его тело так и не будет найдено…
Михаил Богданович всю ночь писал «прощальные письма и завещание. Все видевшие его в начавшемся несколько часов спустя Бородинском бою утверждали, что он хотел умереть» [8. С. 391].
Бородинский бой
В рамках данной книги нет никакого смысла подробно описывать ход Бородинского сражения, имевшего место 26 августа (7 сентября) 1812 года. Это было уже сотни раз сделано. Приведем лишь выдержки из рапорта Барклая-де-Толли М. И. Кутузову, а также некоторые комментарии и отзывы участников сражения о действиях непосредственно Михаила Богдановича.
«г. Калуга
24-го числа пополудни войска вверенной мне армии, находившиеся в арьергарде, будучи сильно преследованы неприятелем, отступили в позицию и присоединились к своим корпусам. Переправа их через Москву-реку была обеспечена лейб-гвардии Егерским полком, занявшим деревню Бородино, и батареей на правом берегу сей реки устроенной. Иррегулярные войска вверенной мне армии остались на левом берегу сей реки для наблюдения и прикрытия правого фланга, и в сей день, а равно и 25-го числа препятствовали неприятелю распространиться своей позицией в сию сторону. <…>