Барометр падает
Шрифт:
Пролог
— Ну как тебе объяснить, приятель… Я не отношусь к восторженным почитателям всего «ирландского», но своих вовсе не стесняюсь. Я бы не стал, как этот рэпер, Джей-Зи, вместо слова «ниггер» стыдливо произносить одну букву «н». Так называемая «ирландская идея» — это собрание таких клише и стереотипов, которые скорее дискредитируют, чем прославляют. Существующую совокупность символов, образов, воззрений давно пора менять, хотя бы просто потому, что эта система создана людьми, которые, уж извини за откровенность,
Бармен кивнул и подвел черту под высказыванием, поинтересовавшись:
— Еще одну кружку? Без трилистника на пене, что ли?
— Да дело-то не в трилистнике, — вздохнул Киллиан. — Все это напоминает знаменитое ирландское кружево, сильно траченное молью. Абсолютно всё! Так что, приятель, воплощение духа страны — в лучшем случае просто сборная солянка. Кстати, раз уж ты все трилистник поминаешь… Ведь существует и четырехлистный клевер, у него может быть и больше пластинок в листе. Об этом все знают! Кельты были политеистами, поклонялись множеству богов, но святой Патрик, обращая их в христианство, использовал трилистник, чтобы наглядно объяснить единство Бога Отца, Сына и Святого Духа. Три листа — Троица. Если у растения четыре листа, то это уже не символ, не шамрок, а просто клевер. Понимаешь?
Теперь бармен — совсем мальчишка — кивнул более уверенно и сказал:
— Тогда я несу еще пинту, без трилистника. Я ведь не знал, что вы, так сказать, из Страны отцов.
— Спасибо, — поблагодарил Киллиан.
— Хотя, — добавил парнишка, — вам стоило бы уважительно относиться к святому Патрику хотя бы за то, что он избавил Ирландию от змей.
Если бы Киллиан не расслабился, он обратил бы внимание, что бармен подмигивает ему.
— Ты ирландец? — спросил кто-то за спиной.
Киллиан вздрогнул и резко повернулся, рука метнулась в карман, но нащупала только пустоту.
Крупный парень в рейнджерсовской футболке. «Нью-Йорк Рейнджерс», не «Глазго Рейнджерс». Совсем другая команда, и все тут другое…
— Да, — ответил Киллиан.
— Акцент-то у тебя вроде не ирландский, а? — недоверчиво спросил парень. Впечатление он производил чудаковатое, чему способствовали преувеличенно косматые, как у Фредди Джонса в фильме Линча «Дюна», брови.
— Я из Белфаста, — медленно произнес Киллиан.
— А, ну-ну… Значит, не совсем из Ирландии… — Парень задумчиво кивнул. — Бывал когда-нибудь в Дублине? Вот это настоящий ирландский город!
Следующая кружка с черным пивом наконец-то появилась на стойке перед Киллианом. У бармена, похоже, были проблемы с памятью: сверху опять красовался трилистник.
Киллиан понимал, сейчас лучше было бы исчезнуть, но так просто сдаваться он не собирался.
— Не спорю. Дублин — прекрасный ирландский город. Но не забывай, лет триста это было скандинавское поселение, позже — целых семьсот лет — это был английский город. Ирландским городом это место стало всего девяносто лет назад. Ты слышал о бытующих среди австралийских аборигенов мифах об эпохе Сновидений?
— Об аборигенских… чего?
— Аборигены верят, что каждый человек живет две жизни. Одна жизнь — это жизнь здесь, на Земле, в том, что мы называем «реальным миром», вторая жизнь — в эпохе Сновидений, которая является подлинным «реальным миром», где у всего есть некая цель, где люди не просто мыслящий
— Значит, ты австралиец? — Парень в рейнджеровской футболке глубокомысленно кивнул.
Киллиан выругался про себя. Черт, возвращение сюда наверняка было ошибкой. Сомнения посетили его еще до того, как самолет вошел в воздушное пространство Ньюфаундленда. Домой возврата нет… Нью-Йорк, город нарковойн, четырехзначных цифр в статистических сводках убийств, Дэвида Динкинса, Майкла Форсайта и пятидесяти тысяч ирландцев-нелегалов, остался далекодалеко в прошлом.
Он вышел из паба, оставив недопитую кружку пива и недоумевающего собеседника, и скорым шагом пошел под гору, к станции метро на 242-й улице.
Наткнулся на «Дейли ньюс» с фотографией североирландских политиков — Дермида Макканна, Джерри Адамса и Питера Робинсона, пьющих пиво с американским президентом.
Они пили «Гиннесс».
«Устройте-ка мне тут хорошую заварушку!» — было написано на лице у Обамы, расплывшемся в широкой улыбке.
Киллиан зевнул. Он устал как собака, а завтра утром в Бостоне ему предстоит такая работа, с которой он вряд ли вернется живым.
Наконец, после вытягивающего нервы ожидания, пришел поезд.
Было уже далеко за полночь.
— Всем удачи в День святого Патрика! — произнес в интерком машинист.
— Ну… это уж как сложится, — пробормотал про себя Киллиан.
1. Неприятности начинаются
Женщина выдернула ствол пистолета изо рта, помянула недобрым словом собаку и положила оружие на стол.
От металла осталось приятное ощущение. Как будто именно во рту было ему самое место. Холодный и безупречный образец инженерного искусства.
Она облокотилась на дрожащую правую руку и посмотрела на пистолет.
На полимерной рукоятке «Хеклера и Коха» таяли кристаллики льда, стекая по магазину на желто-зеленый пластик кухонного стола — оружие ждало.
Невыносимо долго тянулись секунды. Она осознала, что смотрит, не мигая, на взведенный курок и спусковой крючок, мысленно представляя себе разрушительную силу, заключенную в патроне. Смерть наступит мгновенно. И всё наконец закончится. Щелчок. Химическая реакция. Разгоняющийся сгусток раскаленного свинца. Потом ворвется Большой Дейв и уведет прочь ее детей. Приехавшие из Колрейна пилеры найдут предсмертную записку. Том или адвокат сообщат Ричарду отличную новость, головорезы уедут из Белфаста. А на первой странице чертовой «Санди уорлд» поместят ее фотографию, подготовленную загодя, — ту, со светлыми волосами.