Барон из МЧС 2
Шрифт:
— Не боюсь. По долгу службы пришлось видеть людей не только без одежды, но и без некоторых внутренностей… Причём подозреваемые оставались ещё какое-то время живыми. До конца допроса, разумеется.
— Считайте, что я проникся и испугался, — с улыбочкой реагирую на эту завуалированную угрозу, наконец-то справившись со штанами и уже напяливая китель. — Задавайте свои вопросы: они мне одеваться не мешают.
— Для начала хочу услышать вашу версию событий.
Так и не закончив одеваться,
— Илья Сергеевич, — интересуюсь у следователя. — Вы записывать показания будете?
— Естественно, — удивился он такому вопросу.
— Я не про бумагу. Рекомендую включить диктофон. Рассказ будет длинным. Придётся заходить издалека.
Как только звукозаписывающее устройство демонстративно было выложено Комовым из кармана на стол, я стал вещать. Рассказ начал с плена штрафников и опытов, которыми над ними проводили харки. Потом начал говорить полуправду, стараясь не упоминать Чаха. Версия давно заготовлена на подобный случай.
Мол, так вот и так! Как только смог ментально соединиться с Дикими, то почувствовал, насколько с ними всё плохо. Минус Дар помог. С его же помощью, сам до конца не понимая как, нащупал непонятную субстанцию, способную в некотором роде излечить моих подчинённых. Получилось, но с привязкой к жизни друг к другу у всех бойцов. Дальше схематично объяснил, как они работают в Круге, утаив лишь возможность воздействовать на разум. Решил, что такая «заначка» может парням пригодиться, если всё пойдёт по худшему варианту. Мы с ними уже обсуждали эту тему, так что рот на замке держать будут.
Ну а дальше и врать не пришлось. Теперь все наши подвиги обрели своё объяснение. С каждым моим словом присутствовавшие всё больше охреневали. Ну, за исключением тех, кто знал часть истории. На бедного Старшего следователя Комова совсем смотреть больно.
— Выйдите все, кроме Горюнова, — приказал он в какой-то момент.
Выгнал даже адъютанта, оставшись со мной один на один. Чувствую, сейчас пойдут уточняющие и очень неприятные вопросы. Так и оказалось.
— Горюнов… Отныне считайте себя не сержантом, а подследственным. Сокрытие такой информации можно смело приравнять к государственной измене. Минимум, что вам светит — это каторга. Но я не исключаю и эшафот.
— Да ладно, Илья Сергеевич, — беспечно отмахнулся я. — Не переигрывайте. Такие вещи говорят, нацепив наручники и держа под прицелом. А у меня даже табельное оружие не отобрали. Тем более вы знаете про мой серп. Только дурак останется с таким «преступником» тет-а-тет.
Из чего делаем выводы: либо вы не хотите меня арестовывать, либо хотите, но по каким-то причинам не можете. Почему-то мне кажется, что вторая версия более жизнеспособна. Если это так, то сразу же возникают другие выводы. Вам их озвучить или прекратим устраивать цирк?
— Это не цирк, — нахмурился следак. — Дело
— Но полномочий вести его в одиночку у вас нет?
— Не буду спорить, хотя по своему ведомству и обязан допросить со всем пристрастием.
— Из-за сержанта Палкиной? — кинул я затравочку. — Она кто? Судя по её странным способностям, склоняюсь, что дочь императора. Отсюда и код «три нуля».
— Ни разу не дочь и никогда ею не была. А странные способности? Как вы уже успели вычислить, минус Дар у Палкиной есть. Неслабый… Впрочем, как и у вас. Но ставить на одну доску себя и императора не стоит. Вошь дракону неровня.
То, как он расслабился после моей гипотезы, показало, что следователь говорит искренне. Жаль… Такая красивая теория пропала. Но вот сравнение обидное.
— Илья Сергеевич, — не удержался я от порыва влепить Комову ответочку. — Приятно, что считаете меня драконом. А вот оскорбление самого императора вас не только не красит, но и является государственным преступлением. Решили со мной на каторге чалиться? Типа, вдвоём не скучно?
— Данила, ты дурак? — отбросив вежливость, проговорил он.
— Нет. Но запись ведётся. Началась она ещё при свидетелях, так что стереть не получится. И на допросе «там», — показал я пальцем вверх, демонстративно склонившись над диктофоном, — буду придерживаться правдивой версии, что с вошью вы сравнили именно императора. Что возмущает меня до глубины всей верноподданнической души. Стыдно, господин Комов!
Неожиданно следователь рассмеялся. Потом, успокоившись, отпил из стоящего на столе стакана воды и продолжил вполне добродушно.
— Я понял вас, Данила Юрьевич. Извините за некоторую грубость. Но сложность вашего положения от этого не уменьшилась. И меня терзает один вопрос… Ладно, шестое отделение со своим удивительным Кругом. Как вы сами смогли перемещаться на большие расстояния, если не входите в него?
— Элементарно. Я не вхожу в Круг, но когда рядом с ним, то могу пользоваться его услугами. Не забывайте, что я лечил своих бойцов, поэтому полностью связь с ними не потерял. Но если мы далеко друг от друга, то такие перемещения для меня становятся невозможны. К сожалению… — соврал я.
— Допустим. Можете идти.
— Совсем? — удивился я такой доброте несказанной.
— Нет, конечно. Отдельное помещение с замком и хорошей охраной поможет вам отдохнуть от трудов ратных. Может, в спокойной обстановке ещё чего-нибудь интересного вспомните.
— Слава богу! А то я уже испугался, что вы заболели наивностью. Подписать бумаги о неразглашении нужно?
— Зачем? Что с ними, что без них за лишние слова вам одинаково быстро укоротят язык на целую голову. Не будем разводить лишнюю бюрократию, а то мне и так много писанины предстоит. Отдыхайте, Горюнов, отдыхайте… Ну, а мы пока с вашими подчинёнными побеседуем. Занимательные, оказывается, ребята!