Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом
Шрифт:
Свою версию данного инцидента дает М. Г. Торновский: виновником происшествия оказывается сам барон Унгерн. «По пьяному делу», пишет Торновский, Унгерн оскорбил сотника М. (Михайлова. — А. Ж.) и «в ответ получил саблей удар по голове. Рана скоро зажила, но ранение в голову впоследствии вызывало сильные головные боли. Оба виновника скандала должны были оставить полк». Сходная версия присутствует и в «Записках» барона П. Н. Врангеля: «Необузданный от природы, вспыльчивый и неуравновешенный, к тому же любящий запивать и буйный во хмелю, Унгерн затевает ссору с одним из сослуживцев и ударяет его. Оскорбленный шашкой ранит Унгерна в голову. След от этой раны остался у Унгерна на всю жизнь, постоянно вызывая сильнейшие головные боли и, несомненно, периодами отражаясь на его психике. Вследствие ссоры оба офицера должны были покинуть полк».
Единственное, что не вызывает сомнений во всей этой истории, только одно — это след от ранения в голову шашкой. В описании внешности барона Унгерна, составленном 1 сентября 1921 года в Иркутске пленившими его красными, имеется указание: «На лбу рубец, полученный на востоке, на дуэли…»
К новому месту службы хорунжий Унгерн отправился одиночным
На восточных окраинах Российской империи царила глубокая тишина — новой войны с Японией, которой после Портсмутского мирного договора, положившего конец военным действиям, ожидали многие русские офицеры, не предвиделось. Более того, в результате дипломатических маневров русского правительства и причудливых изгибов мировой политики Япония превращалась в союзное Российской империи государство. Мечты о реванше оказывались несостоятельными.
Барон Унгерн изучает новые, еще незнакомые ему места Амурского края. Идет рутинная армейская служба. Вместе с подразделениями своего полка летом и осенью 1910 года Унгерн принимает участие в трех карательных экспедициях в Якутию, где произошли волнения местного населения и стычки якутов с русскими переселенцами.
Еще одна загадка, связанная с пребыванием Унгерна в Забайкалье, имеет отношение к так называемому ордену военных буддистов, который Унгерн якобы создал среди офицеров своего полка. Об ордене военных буддистов упоминают Ф. Оссендовский и А. С. Макеев. Вот что пишет об этой тайной организации бывший адъютант барона в книге своих воспоминаний «Бог войны — барон Унгерн» (глава «Унгерн о себе»): «Я… морской офицер, но русско-японская война заставила меня бросить специальность и перейти в Забайкальское казачье войско. Всю свою жизнь я посвятил войне и изучению буддизма. В Забайкалье я пытался создать орден военных буддистов, но безуспешно. Великий дух мира поставил у порога нашей жизни карму, которая не знает ни милости, ни злобы… Я имел намерение организовать в России орден военных буддистов. Для чего? Для защиты нормального эволюционного процесса и процесса человечества и для борьбы с революцией, ибо я убежден, что эволюция приближает нас к божеству, а революция — к зверю… Русские интеллигенты обладают способностью к критике, но не к творчеству… У них нет никакой воли, и они только говорят, говорят, говорят… Как и русские мужики, они ни к чему не привязаны. Их любовь, их чувства — одно воображение… Их мысли и настроения родятся и умирают вместе с брошенными на ветер словами, не оставляя никакого следа…
Вот поэтому-то мои единомышленники очень скоро стали нарушать постановления ордена военных буддистов. Да, ордена мне организовать не удалось! Но все же я собрал вокруг себя триста человек изумительных смельчаков и храбрецов, выказывавших свое геройство на германском фронте, а позже — в борьбе с большевизмом. К сожалению, теперь из них уцелели лишь немногие».
В этом монологе, который А. С. Макеев приписывает барону Унгерну, много ошибочного и недостоверного. Начнем с того, что Унгерн морским офицером никогда не был — он даже не перешел в старший класс Морского кадетского корпуса. Мы знаем, что барон чрезвычайно гордился своей родословной, своими предками, но лично о себе и перипетиях собственной биографии рассказывать не любил, своими действительными подвигами никогда не хвалился. Так, на просьбу рассказать о том, при каких обстоятельствах его наградили Георгиевским крестом, Унгерн отвечал: «Зачем это? Ведь ты там не был и с обстановкой не знаком…» Кроме того, все собеседники, действительно встречавшиеся с бароном, вне зависимости от своих симпатий или антипатий к нему, единодушно выделяют присущую Унгерну «безусловную честность». Зачем Унгерну, закончившему престижное Павловское училище, было говорить, что он морской офицер? Скорее всего, Унгерн упоминал о своей учебе в Морском корпусе, а Макеев сам «произвел» барона в морские офицеры.
Большим знатоком буддизма Унгерн также никогда не был, да и никогда из себя такового не изображал — встречаясь в 1921 году в Урге с Д. П. Першиным, хорошо знавшим религию и обычаи монгол, Унгерн спрашивал его: «Я слышал, что вы занимаетесь буддизмом и дружите с Маньчжуршри-ламой. Не сообщите ли чего-либо интересного в этом отношении? Очень этим интересуюсь и хотел знать…» Наконец, сам буддизм, являющийся доктриной уничтожения жизни земной для обретения высшей и истинной жизни Будды, признающий тщетность всех земных усилий, иллюзорность человеческого бытия, менее всего способен выработать активную и наступательную жизненную позицию, которая только и способна была противостоять действиям революционеров. Вполне резонно заметил по этому поводу историк Андрей Кручинин: «… чем могла религия, проповедующая… отрешение от всего мирского, пассивное и равнодушное к окружающему «самосовершенствование» во имя будущего растворения в безымянной и безликой «нирване», прельстить барона Унгерна, вся жизнь которого
Вспомним также и об обязательстве не вступать в какие-либо тайные общества, подписанном Унгерном при его производстве в офицеры. Не будем наивными — подписание подобного документа отнюдь не гарантировало неучастие военнослужащих в подобных организациях. Так, в 1908 году в Петербурге была образована так называемая Петербургская военная ложа, в которую входил целый ряд перспективных офицеров русской армии (М. В. Алексеев, А. И. Деникин, А. В. Колчак, А. М. Крымов, А. С. Лукомский и другие) и общественные деятели, вроде «октябриста» А. И. Гучкова. Есть сведения и об участии в масонских ложах ряда русских офицеров. Однако в целом консервативно и монархически настроенная часть русского офицерства всегда крайне негативно относилась к членству в каких бы то ни было тайных организациях. Причем подобное негативное отношение к «тайным обществам» сохранялось у них даже и тогда, когда перестали существовать Российская империя, династия Романовых, которым приносили присягу. Подобные предложения отклоняли многие русские офицеры-эмигранты. Так, бывший семеновец, в эмиграции ставший одним из руководителей Русского общевоинского союза (РОВС), А. А. фон Лампе, писал: «Сегодня Соколов-Кречетов [7] уговаривал меня вступить в местную масонскую ложу и довольно красноречиво говорил о том, что налаживаются отношения с немецкими масонами, что-де, мол, именно я, как никто другой, подхожу для связи с ними как военный, играющий роль, белый и т. д. Любопытство во мне есть, но веры и сознания, что туда надо идти, нет совершенно».
7
Соколов-Кречетов — Сергей Алексеевич Соколов (1878, Москва — 1936, Париж), литературный псевдоним Кречетов. Окончил юридический факультет Московского университета. Поэт-символист второго ряда. Основатель и владелец издательства «Гриф», один из основателей журнала «Золотое руно». Издатель «Стихов о прекрасной даме» А. Блока, сборников А. Белого, К. Бальмонта, М. Волошина, В. Ходасевича и др. русских поэтов. Участник Первой мировой войны, офицер-артиллерист. В 1915–1918 гг. — в немецком плену. Участник Белого движения с весны 1919 года. Служил в Отделе пропаганды Вооруженных сил Юга России (ОСВАГ). С 1920 года — в эмиграции. С 1922 года — директор издательства «Медный всадник» (Берлин), публиковавшего книги П. Н. Краснова («От двуглавого орла к красному знамени», «Белая свитка», «За чертополохом»), И. С. Шмелева, И. А. Бунина. Руководитель антибольшевицкой подпольной организации «Братство Русской Правды» (1922–1934), издавал одноименный журнал. Отряды БРП вели партизанскую деятельность в ряде пограничных областей СССР: в Белоруссии, на Дальнем Востоке. БРП имело благословение предстоятеля Русской православной церкви за границей митрополита Антония (Храповицкого). В 1934 г. Соколов был выслан из Германии как «нежелательный элемент» — ему припомнили его масонские связи. Умер в 1936 г. в Париже от опухоли мозга.
Известно также о существовании среди русских военных и представителей высшей аристократии тайных обществ, ставивших цели, в принципе сходные с целями «ордена военных буддистов»: защиту монархии и правящей династии, активное противодействие революции, борьбу за сохранение традиционных укладов русской жизни. Во второй половине XIX века была образована тайная организация «Священная дружина», ставившая своей целью «противодействие нигилизму и революции». Уже после окончания Первой мировой войны в Германии возникает «рыцарское образование» под названием «Ауфбау» («Возрождение»), вдохновителем которой считается адъютант последнего немецкого кайзера Вильгельма II, командир Балтийской дивизии, генерал-майор граф Рюдигер фон дер Гольц. В «Ауфбау» входили и русские офицеры, в частности, представители аристократических фамилий П. П. Скоропадский и В. В. Бискупский. Русские офицеры, состоявшие в организации, по словам В. В. Бискупского, хорошо понимали мистическое значение русского монархизма, осознавая, что с его падением рухнула не одна только Российская империя, но и вся традиционная консервативная Европа.
Думается, что в отдаленных гарнизонах русской армии, к тому же в казачьей среде, чей образовательный уровень и жизненные ценности существенно отличались от установок и исканий столичного офицерского общества, создание организации, подобной «ордену военных буддистов», скорее навлекло бы на ее инспиратора подозрения в «крамоле» и «франкмасонстве».
… Интересно прочитать сохранившиеся аттестации хорунжего Унгерна за 1911 и 1912 годы. 1911 год: «Службу знает хорошо и относится к ней добросовестно. К подчиненным нижним чинам требователен, но справедлив… Умственно развит хорошо. Интересуется военным делом. Благодаря знанию иностранных языков знаком с иностранной литературой. Толково и дельно ведет занятия с разведчиками. Прекрасный товарищ. Открытый, прямой с отличными нравственными качествами, он пользуется симпатией товарищей». В заключение командир сотни подъесаул Кузнецов, составивший аттестацию, отмечал: «… заслуживает выдвижения». Однако вывод аттестационного совещания был иным: «К командованию сотней не подготовлен».
1912 год: «… увлекается и склонен к походной жизни. Умственно развит очень хорошо… В нравственном отношении безупречен, между товарищами пользуется любовью. Обладает мягким характером и доброй душой. Общее заключение: Хороший». Любому, читающему эти строки, ясно: это отнюдь не формальная аттестация-отписка, которых пишется множество: «не был, не замечен, не привлекался». Командир 1-й сотни Кузнецов нашел нужные слова, чтобы характеризовать молодого офицера. «Мягкий характер», «добрая душа» — не увязываются слова из офицерской аттестации с образом барона с задатками маньяка, алкоголика, потребителя опиума и гашиша, «необузданного от природы», склонного к насилию патологического типа, каковым изображают барона его недоброжелатели и строящие свои хитроумные конструкции современные беллетристы.