Барон Унгерн
Шрифт:
В записях барона Будберга не обнаружишь ни тени раскаяния, ни сожаления, ни, наконец, простого понимания того, что гибель России осенью 1917 года стала прямым следствием того предательства своего царя и равнодушия к судьбе монархии, что продемонстрировали русские генералы в марте 1917 года. Могло ли завершиться успехом дело Добровольческой армии, если один из ее организаторов генерал Л. Г. Корнилов зимой 1918 года во время первого Кубанского похода на казачьем сходе публично заявил: «Я имел счастье арестовать императрицу и с нею всю царскую семью»? Через несколько дней Корнилов был убит единственной большевицкой гранатой, выпущенной по его лагерю. Корнилов погиб, но «корниловское отношение» к царю и его семье продолжало жить среди высших офицеров Доброармии.
Даже после мученической гибели государя и его семьи белые вожди продолжали открыто демонстрировать, мягко говоря, неприязненное отношение к оставшимся в живых представителям царской фамилии. Обратимся еще раз к дневниковым
Говоря об истории Гражданской войны, можно также отметить весьма любопытный факт: никто из членов дома Романовых (а среди них было немало профессиональных военных) не принимал участия в этой войне. «С одной стороны, они пытались стоять как бы «над» событиями, а с другой — даже при самом большом желании попасть на службу в белую армию им было практически невозможно. Единственным исключением стал пасынок великого князя Николая Николаевича-младшего — князь Сергей Георгиевич Романовский, но он, строго говоря, к императорской фамилии не принадлежал. Его служба, однако, быстро закончилась из-за конфликта с командованием. Что уж говорить об остальных Романовых!» — комментирует данную ситуацию Е. В. Пчелов.
Пытаясь осмыслить глубинные причины трагедии Белого дела, еще один наш современник, замечательный русский художник, прошедший непростой путь духовного развития от фрондирующего эстета из числа московской «золотой молодежи» до убежденного монархиста, Сергей Шерстюк, запишет в 1994 году в своем дневнике: «Поскольку Белое дело не было монархическим, оно проиграло… Я не люблю большевиков, никогда не прощу их ритуальные убийства и ритуальное надругательство над православием, но, победи вдруг белые, я знаю, невзорванные храмы постигло бы запустение. В них производили бы кока-колу, и это казалось бы не кощунственным, а естественным. По воскресеньям мы ходили бы в игрушечные церкви, вымаливая у Бога прибыль. Религия стала бы ритуалом чисто накопительским, а храм — продолжением компьютера. Я не впадаю сейчас в крайность. Я очень люблю русских офицеров, юнкеров и солдат, не убоявшихся поднять оружие против змия, но они не Белое дело, они — русские. Белое дело — это все та же великая идея индустриальной цивилизации. И мы все по-прежнему повинны не в поражении белых, а в клятвопреступлении. Многие офицеры так до конца жизни и не поняли, что вели их в бой (о нет, не так — толкали на войну, в бой ведут всегда чистые люди), так вот, толкали на войну клятвопреступники. Алексеев, Корнилов, Колчак, Деникин, Врангель — люди, без которых невозможна Февральская революция, это их трагедия и глупость, поскольку я не сомневаюсь в их личной храбрости, без них невозможно было бы отречение нашего царя, они клятвопреступники. Это они завели машину, которая спустя 76 лет расстреляла Белый дом. Собственно, расстреляла свое Белое дело…»
Абсолютный авторитет для любого кавалериста Русской Императорской армии генерал граф Ф. А. Келлер отказался присоединиться к Добровольческой армии, формируемой зимой 1918 года на Дону генералом М. В. Алексеевым. В своем письме к последнему Келлер так мотивировал свой отказ: «Объединение России — великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый, даже Ваш доброволец, чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный государь, умалчиваете…»
Позволим себе привести здесь горькие слова архимандрита Константина (Зайцева) — одного из наиболее обостренно-эсхатологических русских духовных писателей XX века, — высказанные им в опубликованном в 1943 году в Харбине очерке «Памяти последнего Царя»: «Убог наш монархизм, — восклицал отец Константин, — поскольку он не выходит за пределы размышлений утилитарнополитических! Бессилен он перед фактом духовного распада России. Восстановление российской монархии не есть проблема политическая. Парадоксально может это звучать, но в настоящее время реальным политиком может быть только тот, кто способен проникать в мистическую сущность вещей и событий (курсив наш. — А. Ж..)…»
И если мы заставим себя задуматься над этими строками архимандрита Константина, то поймем, что предавшие своего царя белые вожди не могли, недостойны были победить. Для того чтобы победить, им необходимо было понять и осознать весь комплекс причин, и в первую очередь причин духовных, приведших генерала Корнилова и его сподвижников к трагическому поражению. Время для того, чтобы что-то исправить и для начала хотя бы попытаться искупить свою вину перед преданной царской семьей, было дано. Армия же, не только покинувшая своего царя и предавшая его в руки врагов, но и постаравшаяся забыть о нем, допустившая, в конце концов, страшное злодеяние цареубийства, оказалась лишенной духовной опоры, высшего Божественного покровительства. Потом уже стало поздно — «Времени больше не будет», как говорится в Откровении Иоанна Богослова, в книге, именуемой Апокалипсис.