Барон Унгерн
Шрифт:
8 июня советские войска силами полка пехоты повели наступление на левый фланг белых со стороны Ургинского тракта. Унгерновцы стойко оборонялись, а сам барон, по свидетельству очевидцев, «комбинировал в голове какой-то контрманевр». Но все изменилось после того, как сретенцы открыли из засады артиллерийский и пулеметный огонь по обозу белых. В тылу поднялась паника. «Обозники порубили постромки и устремились через сопки на юг, без дорог, по кратчайшему направлению. В разбросанных по отдельным вершинам… сотнях создалось представление, что мы окружены: помилуйте, глубоко в тылу гремит неприятельская артиллерия… Унгерновцы начали отходить…» — вспоминал те жуткие минуты H.H. Князев. Положение усугубилось ранением самого Унгерна: он был ранен шальной пулей «в седалищную часть туловища». Ранение было легким, но весьма болезненным: пуля застряла возле позвоночника. Героическим усилием воли Унгерн заставил себя вскочить на коня, но, выехав из зоны обстрела, сам слезть с седла уже не смог. Выглядел тогда барон как тяжелобольной: он осунулся, совершенно пожелтел, а после перевязки долго лежал без движения.
Находившийся поблизости поручик Князев так описывает ситуацию с ранением Унгерна: «… Барон отказался от
При отступлении от Троицкосавска белые потеряли 6 орудий, несколько пулеметов, денежный ящик и, наконец, икону Ургинской Божьей Матери. Красные захватили свыше 100 пленных, преимущественно монголов и китайцев. По свидетельству очевидцев, русские сотни понесли в боях и при отступлении «ничтожные потери».
Военные аспекты последнего похода Азиатской конной дивизии многократно и подробно изложены как в мемуарной (воспоминания A.C. Макеева, H.H. Князева, М. Г. Торновского), гак и в современной исторической (работы Е. А. Белова, А. С. Кручинина, С. Л. Кузьмина) литературе. Все авторы — и очевидцы событий, и современные российские историки — сходятся в одном: главным ударом для Унгерна стало даже не болезненное поражение в боях под Троицкосавском, а совершенно равнодушное отношение местного населения, в том числе и казачества, к вступившим на российскую территорию белым войскам. Никаких ожидаемых массовых выступлений против большевиков не произошло. Число добровольцев, пополнявших дивизию, исчислялось десятками, но никак не тысячами человек. В этом-то и заключался весь трагизм положения Унгерна — от военного поражения можно было оправиться, собрать силы и нанести по красным новый удар. Но без активной поддержки местных жителей все эти планы превращались в бессмыслицу. Как мы уже отмечали, будучи лишенным полноценной правдивой информации о положении дел на подвластных большевикам территориях, дивизия генерала Унгерна двинулась на Советскую Россию в самый неподходящий политический момент. На западных границах РСФСР установилось относительное спокойствие: последний оплот Белого движения на юге России — Крым — был взят большевиками в ноябре 1920 года. С Польшей красные заключили мирный договор. Крупнейшее Сибирское крестьянское восстание, потрясшее всю Россию зимой-весной 1921 года, было подавлено большевиками самым жесточайшим образом. Об ожесточенности красных карателей говорят телеграммы, посланные Ленину председателем Сибревкома И. Н. Смирновым: в одной из них сообщалось, что при подавлении восстания в только Петропавловском уезде убито 15 тыс. крестьян, а в Ишимском — 7 тысяч. «… B ходе подавления западно-сибирского крестьянско-казачьего мятежа коммунисты уничтожили несколько десятков тысяч человек», — отмечает В. А. Шулдяков. Русские хлеборобы получили в 1921 году кровавый и жестокий урок. В «Сводке Тюменского губчека о состоянии бандитизма в губернии» от 16 июня 1921 года отмечалось: «Тюменский район в настоящее время от банд почти совершенно очищен. Небольшие группы и отдельные личности бандитов скрываются в северной части уезда… Активности пока никакой не проявляют, а не выходят лишь потому, что боятся правосудия… Туринский уезд от банд очищен, и сведений о нахождении бандитов нет… Уставшие бандиты намереваются разойтись по домам, но боятся расправы и правосудия». На местах коммунистические власти принимают постановления «О добровольной явке повстанцев». Понимая, что одними военными методами справиться с восставшими крестьянами и казаками невозможно, Советы решили пойти на временное тактическое политическое отступление. «Конечно, велики были жертвы и разрушения, которые произвели эти повстанцы, но мы должны простить их за их темноту, слепоту и несознательность. И мы уверены, что они раскаются в своих преступлениях», — говорилось в воззвании 3-го Тюменского губернского съезда советов.
Среди большевиков бытовало мнение, что с русским крестьянином «можно обращаться только двумя способами — пряником или палкой до бесчувствия». По законам жанра после усиленного употребления в дело палки должен настать черед и пряника. В марте 1921 года X съезд РКП (б) провозгласил переход к новой экономической политике. После нескольких лет проведения политики «военного коммунизма» в стране вновь была разрешена свобода торговли. Раздавив при помощи массового террора широкое народное антикоммунистическое движение, большевики пусть частично, в сильно урезанном виде, но удовлетворили ряд экономических (но никак не политических!) требований русских крестьян. По словам H.H. Князева, «перед нашим «визитом» в Забайкалье (т. е. вступлением войск Унгерна в пределы РСФСР. — А. Ж.) население знало о переходе к свободной торговле и временно было удовлетворено этим правительственным мероприятием. При таком положении дел барон в лучшем случае мог рассчитывать лишь на прохладное равнодушие широких казачьих масс к его партизанскому налету».
В утверждении большевиков о том, что «русский крестьянин отличается чрезвычайно узким кругозором», при всем его цинизме содержалась значительная доля истины. Действительно, русский крестьянин, и в прямом, и в переносном смысле, редко когда заглядывал дальше пределов околицы родной деревни или станицы. Такое «местничество» русского крестьянина, казака, предпочитавшего не удаляться далеко от своего селения, учитывал и барон Унгерн. В своем Приказе № 15 он писал: «При мобилизации бойцов пользоваться их боевой работой по возможности не далее 300 верст от места их постоянного жительства. После пополнения отрядов… кадром новых бойцов прежних, происходящих из освобожденных от красных местностей, отпускать по домам». Но в данном случае Унгерну пришлось столкнуться со своеобразным «политическим местничеством»: сельские массы, деморализованные красным террором, уставшие от войны, шедшей, казалось, уже бесконечно — восьмой год, начиная с августа 1914 г., — предпочли в
После того как шансы на немедленные массовые народные выступления в Забайкалье не оправдались, войскам Унгерна было необходимо достичь хоть какого-нибудь значительного военного успеха на территории Советской России. Только в этом случае оставалась еще возможность рассчитывать на вооруженную поддержку казаков в борьбе с большевицкой властью. Анализируя психологию участников массовых народных движений, русский историк Н. И. Костомаров писал: «В нестройных мужичьих мятежах всегда бывает так, что и малый успех привлекает к мятежу огромные массы, и малая неудача отнимает у них дух». Именно этим обстоятельством — надеждой на крупную военную победу, которая подтолкнет народное восстание, — и объясняется решение Унгерна дать краткий отдых своим войскам в лагере, устроенном на берегу реки Селенги, после чего продолжить вооруженную борьбу с советской властью. Д. П. Першин упоминал о планах Унгерна пробраться в Западную Монголию, где он мог бы объединить под своим командованием все белые отряды, которые находились друг от друга на значительных расстояниях, ничем не были связаны и «действовали вразброд, кому как Бог на душу положит…»
Однако вокруг барона уже начиналась эпидемия предательств, и первыми удар в спину нанесли именно монголы, на которых так рассчитывал Унгерн. Военный министр монгольского правительства Максаржав-ван, назначенный Богдо-гэгэном командующим Западным округом и отправленный в Улясутай для успокоения западных монгольских аймаков, верно оценил новую расстановку сил и переметнулся к красным. «В Улясутае и окрест его, — вспоминал Д. П. Першин, — под видом усмирения якобы белых этот палач устроил жестокое избиение с грабежами безоружных, много лет живущих русских торгующих». Считают, что в улясутайской резне, устроенной красными монголами под предводительством Максаржава, решившими выслужиться перед большевиками, было убито свыше 150 русских поселенцев и беженцев, в том числе женщины и дети. Позже министр-предатель уничтожил белые отряды есаулов Ванданова и Безродного, посланные Унгерном в Улясутай. При этом совершавший обряд принесения в жертву пленных лама Максаржава съел сердце есаула Ванданова. Позже — «подвиги» Максаржава были по достоинству оценены монгольским революционным правительством: Максаржав-ван стал военным министром Монгольской Народной Республики (МНР). В ответ на эту беспощадную резню подчинявшийся Унгерну атаман Казанцев устроил погромы в нескольких монгольских монастырях, убивая лам и послушников вне зависимости от их отношения к революционному правительству. Это была уже национальная война. В результате западный фланг белых, включавший в себя отряды Казанцева и Кайгородова, оказался отрезанным от частей Азиатской конной дивизии.
Не лучше обстояло дело и в других местах — бригада полковника Казагранди была отбита от советской границы и вообще действовала чрезвычайно пассивно. Позже Казагранди отказался идти на соединение с частями барона, как это ему было приказано, а повернул в глубь Монголии, где никаких красных в помине не было. По слухам, Казагранди планировал уйти в Тибет. Унгерн, раздраженный бездействием Казагранди и вообще относившийся к нему с подозрением («… барон был готов считаться с Казагранди, как с военачальником, совершившим много подвигов во время командования Боткинской дивизией, — вспоминал H.H. Князев. — Казагранди же не смог взять верный тон. Он явно трепетал перед бароном и заискивающе любезничал, то есть вел себя несолидно и именно в том стиле, который барону чрезвычайно не нравился»), обвинил его в измене и приказал расстрелять.
Воспользовавшись тем, что Урга была фактически оставлена белыми войсками, большевики двинули в Монголию экспедиционный корпус под командованием бывшего прапорщика К. А. Неймана. 27 июня экспедиционный корпус перешел монгольскую границу и двинулся на Ургу. По мнению А. С. Кручинина, действия Унгерна в данной ситуации «окончательно развеяли легенду о его «монгольских химерах».
«Группировка Неймана, на три четверти состоявшая из пехоты, — пишет Кручинин, — опрометчиво подставляла фланг и тыл соединившимся на Селенге конным бригадам Унгерна и Резухина. И если бы «панмонголист» Унгерн хотел защитить от красного нашествия Монголию и «священную особу» Богдо-гэгэна, ему ничего не стоило бы наброситься на ползущую по кратчайшему пути на Ургу советскую пехоту и на степных просторах, используя маневренные качества своего «войска», растрепать ее в пух и прах». Но Монголия более не интересует Унгерна ни в политическом, ни в военном отношении — он видит желание монголов «тянуть на сторону Советской России», видит их стремление прибиться к сильному, вообще характерное для менталитета восточных народов. Унгерн вновь собирается идти на север, в Советскую Россию, чтобы «увеличить свои силы надежными войсками», а главное — вызвать мощное народное антибольшевистское восстание, которое бы в корне могло изменить соотношение сил в Сибири и на Дальнем Востоке.
Даже спустя много лет современники Унгерна, офицеры его дивизии, принимавшие участие в последнем походе барона, продолжали задаваться вопросом: «Была ли это все авантюра, как многие думали, или серьезное идейное дело?» Похоже, что верный ответ удалось найтй енисейскому казаку К. И. Лаврентьеву, писавшему: «Мне кажется, что если называть авантюрой, то нужно назвать этим все отряды, не только Унгерна, но и Бакича, Кайгородова, Казанцева, Казагранди, Шубина, Остроухова, Шишкина, Анненкова и им же несть числа… Нет, так относиться нельзя. Все они преследовали цель — борьбу с большевиками, а время было такое, что в могущество и долголетие большевиков никто не верил и верить не хотел, почему все отряды не оставались на местах, а старались выйти к границе в бой. И это как раз всех и погубило».