Баронесса. В поисках Ники, мятежницы из рода Ротшильдов
Шрифт:
Гутле и Майер Аншель все еще жили в Judengasse и пытались сохранить и вырастить своих детей, когда немецкий поэт Людвиг Борн описывал этот переулок так:
«Бесконечная темница, куда еще не заглядывал восхваляемый свет XVIII столетия… Перед нами простиралась длиннейшая улица, а по бокам оставалось слишком мало места, чтобы мы могли по своей прихоти развернуться. Над головой уже не видно неба на ту ширину, которая требуется солнцу, – неба не видно, хотя виден солнечный свет. Дурной запах окружал нас со всех сторон, одежда,
А ведь среди глазевших на Борна могли быть и Гутле и Майер Амшель. Они, должно быть, ломали себе голову в поисках выхода из Judengasse, думали, представится ли их детям шанс прожить жизнь за тесными пределами этого переулка. В ту пору эта мечта казалась безнадежной – сколько уже поколений, сколько талантливых, отчаянно мечтавших о лучшем евреев так и сгинули! Возможно, дети, которых описывает ниже поэт, были дети Ротшильдов, и даже тот самый Натан Майер, который возглавит лондонский филиал банка:
«Мы усердно пробираемся по грязи и замедляем шаг, чтобы как следует все разглядеть. Ноги ставим осторожно, не наступить бы на ребенка. Дemu бултыхаются в канаве и ползают в грязи, бесчисленные, словно мухи, вызванные солнцем к жизни в навозной куче. Как можно отказывать этим малышам в их самых невинных желаниях? Если детские забавы – прообраз взрослой жизни, то жизнь этих детей кажется могилой для всякой надежды, всякой радости, дружбы, любых наслаждений. Вы опасаетесь, как бы нависающие над головой дома не обрушились? Не бойтесь! Они стоят надежно: клетки для пленников с подрезанными крыльями на краеугольном камне злой воли».
«Родилась бы ты там, только и думала бы о побеге», – меланхолично обронила Мириам.
Я развернула на полу рисунок нашего генеалогического древа. Девять поколений отделяют отца-основателя от самого младшего члена рода. Меня от Judengasse отделяет семь поколений, Нику – всего пять. Она родилась через сто лет после смерти Майера Амшеля, но ее с теми временами непосредственно связывала бабушка Эмма, родившаяся во Франкфурте в 1844 году и нередко бывавшая в гостях у прабабушки Гутле – та до самой смерти в 1849 году жила в Еврейском переулке. Мне вообразилось, как маленькая Ника сидит у ног Эммы и слушает ее рассказы о том, как маленькая Эмма когда-то слушала рассказы Гутле. Из поколения в поколение передавалась память, и никто не смел забывать.
Гутле Ротшильд, сильная, гордая женщина, не пожелала покинуть гетто даже тогда, когда ее муж, дети и внуки нажили огромное состояние. Другой наш родственник, Фердинанд, описывал визит к старухе, которая приняла его в «убогом маленьком жилище», где она возлежала «на кушетке в маленькой темной гостиной, окутанная плотной белой шалью, лицо в глубоких морщинах пряталось в закрытый белый чепец, весь в ленточках». Гутле на тридцать семь лет пережила мужа, но, несмотря на такое долголетие и наличие собственных средств, жизнь Гутле, как и жизнь многих других женщин из ее рода, определялась условиями завещания, составленного ее мужем.
У Гутле имелись также особые убеждения, или суеверия. Она полагала, что если покинет Judengasse, то в ее детях и внуках померкнет память об истоках семьи. По мнению Гутле, страх перед возвращением
Покинуть свой тесный переулок и смешаться с внешним миром Ротшильды смогли только в 1790-х годах, когда французы, обстреливая Франкфурт, разнесли Judengasse, лишив две тысячи человек крыши над головой. К тому времени семейный бизнес охватывал уже не только монеты, но и зерно и хлопок. С началом промышленной революции, с развитием технологий и транспорта Ротшильды стали импортировать более дешевый и лучшего качества хлопок с севера Англии. Майер Амшель понимал, что костяк любого бизнеса составляют опытные, сведущие и надежные сотрудники. Ему не пришлось далеко искать таких помощников – он сам их выращивал. Из десяти выживших детей пятеро были мальчики. Амшель, Натан Майер, Карл, Соломон и Иаков жили в одной комнате своего скромного обиталища и на всю жизнь сохранили близость.
Покинув Еврейский переулок, добившись первоначального успеха, Майер Амшель расхрабрился и предпринял следующий дерзкий шаг – отправил пятерых сыновей в пять европейских столиц и таким образом основал первое международное партнерство. С 1820-х по 1860-е годы эти пятеро утверждали свой банк в Европе. Во Франкфурте после смерти Майера Амшеля бизнес перешел к его старшему сыну Амшелю, парижским филиалом руководил самый младший, Иаков, Карлу достался Неаполь, Соломону – Вена, а Натан Майер (известный под инициалами НМ) основал отделение в Лондоне.
– В сущности, они создали прообраз Евросоюза, – рассуждала Мириам. – Порой они спорили, в каждой семье случаются споры, но они расселились по миру и продолжали вместе трудиться ради общей цели.
Историк Найл Фергюсон в канонической биографии Ротшильдов утверждал:
«В период с 1815 по 1914 год это был крупнейший в мире банк. XX век не создал ничего равного ему, даже современные международные банковские корпорации не обладают тем превосходством, каким располагали Ротшильды в пору расцвета». Основную часть своего состояния, поясняет историк, Ротшильды нажили на правительственных займах и облигациях.
Первым серьезным испытанием для банка стало финансирование армии Веллингтона в 1814 году. Рискованные обменные операции, спекуляции на стоимости облигаций и комиссионные по займам позволили семье получить огромную выручку. Записи указывают, что в 1818 году совокупный капитал составлял 500 000 фунтов, а к 1828-му достиг 4 330 333 – почти в четырнадцать раз больше, чем у второго по величине банка Baring. В отличие от многих других банкиров Ротшильды возвращали прибыль в дело. Для правительств, которым требовался надежный источник финансирования и крупные займы, Ротшильды оказались незаменимы. Позабыв об антисемитизме, короли и премьер-министры устремились в банк на Сент-Суизин-лейн.