Барселона и Монсеррат
Шрифт:
Согласившись на заказ барселонского промышленника Педро Мила, мастер вновь нарушил обет не заниматься строительством больших многоквартирных домах, где полет авторской мысли сдерживали требования современного комфорта: горячая вода, водяное отопление, электричество, лифт, гаражи. Апогеем удобства мог бы стать пандус, предусмотренный для того, чтобы жильцы подъезжали к дверям квартир на любом этаже прямо на автомобиле, не заботясь о гараже. Однако заказчику это показалось слишком фантастичным, а принятый план и без того казался непомерно сложным. Здесь, как и в предыдущих работах, Гауди опередил время, создав жилое здание, где всю нагрузку принимает на себя каркас, тогда как внутренние перегородки распределяются свободно. Он не раз упоминал о том, что такой дом после небольшой перестройки легко превратить в гостиницу, то есть высказал идею гибкой планировки – основы современной архитектуры.
Раньше участок был занят трехэтажным зданием, которое подрядчик сносил частями: вторая
Фасад дома Мила
Все детали дома Мила проработаны с обычной для Гауди тщательностью. Некоторую монотонность фасада нарушают удивительные по красоте и элегантности форм балконные ограждения из кованого железа. Одну из них выполнялись под непосредственным контролем автора, другие проектировал Хухоль, которому дон Антонио передал значительную часть своих обязанностей. Художник принимал деятельное участие в создании легендарного «сада скульптур» на крыше.
Чердаки здания по периметру окружили мансардные комнаты с окнами-люкарнами, украсившими простую кирпичную кладку стен. Широкий проход между срезом кровли и мансардой позволял обойти всю крышу. Позже на чердаках были устроены квартиры в двух уровнях, что привело к искажению начального облика арочных переходов. При наличии лифта шесть лестниц здания имели служебный характер, но выходы с них на крышу все же оформлялись с большой фантазией. Автор решил поместить верхние марши в сводах, где прямые лестницы переходили в винтовые. Вентиляционные шахты и дымовые трубы соединялись в скульптурную композицию с героями из ненаписанных сказок.
Балконная решетка на фасаде дома Мила
Дом Мила – последняя полностью завершенная работа зрелого мастера, безукоризненная с конструктивной точки зрения и совершенная в художественном плане. Ошеломленные сюрреалистическим зрелищем, тогдашние критики недоумевали, осторожно высказываясь о сумасшествии автора. Подобную реакцию в какой-то мере объясняло то, что современники Гауди не имели образца для сравнения, потому и не видели в необычных формах ничего, кроме фантазии безумца. Похожие чувства, глядя на странный дом, испытывали жители Барселоны. Тотчас после представления публике здание получило массу прозвищ: «железнодорожная катастрофа», «депо для дирижаблей», «жертва землетрясения», «змеиный питомник», «осиное гнездо», но закрепилось лишь одно – «каменоломня» («Ла Педрера»), не лишенное иронии, но все же вполне приличное наименование. Законченный в 1910 году, дом Мила заселялся медленно, первых квартиросъемщиков осыпали насмешками, которые, впрочем, компенсировались низкой платой за просторные, уютные квартиры в центре города. Ла Педрера до сих пор является доходным домом, но нынешним его обитателям приходится терпеть уже не шутки, а зависть и столпотворение туристов. В настоящее время внутри развернута экспозиция, повествующая о жизни и творчестве великого зодчего с помощью макетов, рисунков, фотографий, аудиоматериалов.
Завершив каса Мила, Гауди навсегда распрощался со светской архитектурой, и, будучи на вершине карьеры, заявил, что «намерен посвятить себя религиозному зодчеству, хотя, если подвернется хороший светский проект, то взяться за него, пожалуй, можно, предварительно спросив разрешения у Мадонны Монсеррат». Вскоре 50-летний архитектор перебрался в домик в парке Гуэль, отказавшись от городской суеты, щегольства и всего прочего, что еще недавно составляло его жизнь. Больной с детства, в тридцать лет он выглядел старше ровесников, в пятьдесят и вовсе смотрелся стариком. По воспоминаниям коллег, с того времени мастер все чаще проявлял резкость, стал в крайней степени религиозен, эксцентричен и настойчив, причем не всегда обоснованно.
Внутренний двор дома Мила
Новые замыслы появлялись у него с удивительной быстротой, чему способствовало трудолюбие, неистовая фантазия и в немалой степени упрямство, иногда проявлявшееся вопреки
В те годы дон Антонио строго соблюдал посты, питался в основном дешевыми фруктами, салатами, смешивая овощи с молоком, пил родниковую воду, носил один и тот же костюм, бесформенное пальто, туфли, сшитые на заказ… из корней кабачка. Прохожие иногда принимали его за нищего и даже подавали милостыню, пока друзья не изъяли обноски и, тайком сняв мерку, не купили зодчему новый костюм. Гауди никогда не искал контакта с журналистами и стеснялся камер, поэтому сохранилось очень мало его фотографий. «Чтобы избежать разочарований, не надо питать иллюзий», – оправдывал он свой странный образ жизни, утверждая, что работа и Родина важнее, чем семья. «Съемный дом подобен иммиграции», – утверждал человек, не имевший собственного угла, но строивший прекрасные дома для других. Свою родную Каталонию он покинул всего лишь однажды, совершив короткую поездку в Андалусию и не удостоив присутствием персональную выставку в Париже. В 1924 году 72-летнего зодчего арестовали за то, что он не ответил полицейскому по-кастильски. Просидев несколько суток в камере, он упрямо отвечал на вопросы только по-каталански: «Только трус может предать язык своей матери».
Антонио Гауди. С рисунка Рикардо Описсо, 1900
В книгах о Гауди слова «гений», «святой» и «сумасшедший» употребляются едва ни не на каждой странице. Его жизнь, к счастью, не стала банальной историей художника, при жизни не признанного и удостоенного громкой славы после смерти. В архитектуре такие примеры крайне редки, поскольку тот, кто не смог обратить на себя внимание публики, не получал крупных заказов и, следовательно, не имел возможности реализовать себя в творческом плане. В большинстве своем произведения Гауди располагаются в центре Барселоны и, занимая дорогостоящие участки, впечатляют размерами, а значит, он был замечен как профессионал. Тем не менее широкое признание пришло посмертно, лишь в 1970-е годы, когда архитекторам наскучили здания-коробки, основанные на примитивной конструкции «опора плюс плита». Относительно святости прямо высказалось духовенство Барселоны, обратившееся к понтифику с просьбой причислить Гауди к лику святых. Папа римский одобрил предложение, заметив, что канонизацию неплохо бы приурочить к завершению храма, которому зодчий посвятил свою праведную жизнь.
После демонстративного ухода из светской архитектуры единственной заботой мастера стал собор Святого семейства (Саграда Фамилия) – колоссальное здание, наполненное тайной и явной символикой, как и жизнь создателя. Странно, что Гауди утвердили руководителем столь масштабного проекта еще в 1883 году, когда тот был неопытным специалистом и совсем молодым человеком, к тому же известным ироническим взглядом на церковь.
Мысль о создании храма Отпущения грехов исходила вовсе не от духовенства. Как ни странно, первым ее высказал барселонский лавочник Хосе Мария Бокабелья, совершивший паломничество в Ватикан. Задержавшись в сердце католицизма, он был очарован формами древней базилики в Лорето и пожелал воспроизвести такую же в родном городе. Проект на средства созданной им ассоциации святого Хосе был заказан Франциско Вильяру – преподавателю, а впоследствии директору Провинциальной школы архитектуры, которую к тому времени еще не успел закончить Антонио Гауди. После безуспешных попыток приобрести хотя бы небольшой участок в центре Барселоны сеньор Бокабелья купил целый квартал в Эсанче, таким образом заняв внушительную часть района перспективного развития города. Это место издавна именовалось Эль Арка, по названию некогда стоявшего здесь иберийского дольмена. Так же в религиозной традиции обозначался Ноев ковчег, чем, несомненно, воспользовался Гауди, решивший сделать храм «вместилищем христианской веры».