Барвинок
Шрифт:
Не верила я в утопленницу, что купцов за собой в пекло тянет. Если б каждый убиенный за душегубом своим из нави мог возвращаться, то за мной сколько бы ляхов убитых ходило, подумать страшно! Вздрогнула, оглянулась, словно и вправду за мной ляхи притаились, за батьковским крестиком потянулась, пустое место на груди обожгло. Клятый лях! Косой черной встряхнула и к дому олийника [14] Бунчука отправилась. А на могилку к девке все равно надобно придти,
14
Олийник — производитель или продавец масла, владелец маслодельни.
Богатая хата, только пустая и печальная, словно мороком скрыта. Я хозяина кликнула, долго не отзывался. А как во двор зашла, окна настежь открытые увидала и сообразила, что поминки недавно справили. Ведь аккурат его дочка в прошлую ярмарку потопла, год прошел. Стыдно стало, уйти хотела, только поздно, вышел хозяин. Высок, темноволос, с чубом казацким да выправкой, никак из гнездюков [15] ?
— Челом вам, пане, — поклонилась я. — В хату пустите? Поговорить надо.
15
Гнездюк — запорожец, осевший на хозяйство.
Оглядел меня олийник, на пол сплюнул, кивнул неохотно.
— И тебе не хворать, девка. Заходи, коли надо.
В хату зашла, на иконы в уголке перекрестилась, рука к крестику потянулась по привычке. Заметил казак, нахмурился:
— Отчего без креста?
Потупилась я с досады, не хотелось мне лукавить.
— Клятый лях отобрал, шляхтич Осышковский, из города. Не по своей воле к вам, пане Бунчук, пришла. Уж простите меня. Чертовщина на хуторе творится, вот староста шляхтичу и пожаловался. Не вернет тот батьковский крестик, пока не узнаю, кто его пана сгубить хотел. Купцы заезжие с ума сходят, сказывают, что ваша дочка за ними приходит да за собой тащит…
Потемнел лицом казак, темными очами гневно сверкнул:
— Это кто ж на мою Марыську наговаривает? Мало им, что похоронить по-людски не смог!.. Так и после смерти в покоя не оставят!
На лавку без сил опустился, голову повесил. Молчал долго.
— Что узнать хотела?
Я рядом села, задумалась.
— Отчего Марыська купаться удумала? Ведь на прошлые Покрова холодно было…
— А я почем знаю, — махнул рукой казак.
— Ее как нашли? В сорочке одной или в одежде? Может, видел кто, как она купаться шла? Подружки?
— Нет. Я ведь не сразу дочки хватился, по утру кинулся, нет ее. Думал, что на ярмарку с утра побежала, уж больно охоча Марыся была до бабских заморских диковинок. И где их только брала?.. А как вечером не вернулась, искать стали, всем хутором. Одежду на берегу нашли, а Марыська словно в воду канула… — казак осекся, губу закусил, я глаза отвела.
— Когда ж нашли?
— Через три недели. Вниз по течению, в соседнем хуторе, к берегу прибило. Едва узнал, и то — по крестику.
— В сорочке была?
— Да. Только от сорочки одни лохмотья остались…
— А хоронили в чем?
— В свадебной сорочке, ее Марыся сама вышивала.
— А рисунок на ней помните, пане Бунчук?
Казак задумался, в скрыню полез неохотно, достал вышитый рушник с маками и птахами, мне протянул.
— На всех сорочках такой был?
— Да. Нравились ей маки…
— Пане Бунчук, а вы на свадьбу с ее согласия сговорились?
— Да неужто я дите свое неволить бы стал? Приглянулся Степка дочке моей, богатый хозяин, щедрый, хоть и немолодой. Да и я за ней приданое знатное давал…
— Так зачем же ей топиться?
— Да не топилась Марыська! — стукнул олийник по столу кулаком. — Наговоры все это, завидуют люди, злыми языками брешут!
— А может помог ей кто? Не по своей воле в воду полезла?
— Да кто б посмел!
— А если свадьба кому поперек горла стала? Поклонники у Марыськи водились? Ведь сказывают, девка красивая была…
— Да хлопцев вокруг нее столько вилось, разве всех упомнишь!
— А купцы заезжие среди них водились? Или шляхтичи городские?
— Ты что такое несешь, девка!
— Люди сказывают, что зналась твоя дочка с купцами. А людская молва…
Вскочил казак, лицо страшное сделалось, кровью налилось, кулаки сжал, по столу стукнул, тот и раскололся.
— Вон пошла!
Горько мне стало, что правду приходится вытаскивать, мертвых тревожить. Поднялась с лавки, кивнула, к двери направилась, но возле порога застыла, обернулась.
— Уж простите, пане, но неужто подарков дорогих у дочки не замечали? Ведь сами сказали про…
— Уходи, а то зарублю!
Уже за порогом вспомнила, что хотела спросить, где могилка Марыськи, но возвращаться не хотелось. А когда за ворота выходила, с хлопцем столкнулась. Статный, голубоглазый, он стоял словно вкопанный, на хату тоскливо смотрел, но зайти не решался.
— Здоров будь, хлопец. Чего в хату не идешь?
Он взглянул на меня сумрачно, темноволосой головой покачал, и меня словно обожгло — ведь до дрожи похож на олийника!
— Тебя звать как? Ты ведь сын пана Бунчука?
— Василь, — кивнул хлопец, потом вздохнул, развернулся и прочь пошел.
— Обожди, — кинулась я его догонять. — Покажи мне, где могилка Марыськи.
Запнулся он на ровном месте, меня кажется впервые по-настоящему увидал, спросил удивленно:
— Тебе зачем? Ты кем ей была? Подружкой? Так отчего спрашиваешь, знать должна.
— Не так все, — начала я, под его шаг торопливый подстраиваясь. — Меня староста разузнать все заставил. Потому что на ярмарке дела странные твориться начали, купцы утопленницу видели, сказывают, что Марыська то была.