Барышня и хулиган
Шрифт:
— Значит, ты в отпуске и совершенно свободна…
— И еще без денег, — добавила я. — А что ты там насчет Парижа болтала?
— Ничего я не болтала, — обиделась Катька, устраиваясь за столом, а я принялась варить пельмени. — Я ж знаю, у тебя мечта. А семьсот баксов для некоторых людей деньги плевые.
— Для тебя? — задала я вопрос. Катька уставилась в окно и вдруг заявила:
— Помоги мне, а?
Я потерла нос, остерегаясь давать поспешные обещания.
— А чего делать-то?
Сестрица выразительно вздохнула, переведя взгляд на мою физиономию.
— Тут такое
— Здорово, — согласилась я, слегка завидуя чужому счастью. Правда, интересовал меня Париж, а Канары были совершенно безразличны, я даже толком не знала, где они находятся. Но совсем дурой я не была и слышала, что Канары — это круто, и с мужиком Катьке вправду повезло.
— Он женат, — заявила сестрица без энтузиазма.
— Кто? — нахмурилась я.
— Мужик этот, естественно. А его жена сущая стерва. Вечно его выслеживает. Короче, она подозревает, что мы с ним…
— Это плохо, — посочувствовала я.
— Еще бы… Развестись с ней он сейчас не может, у них общий бизнес и все такое. Сказал, что едет с друзьями на охоту, в тайгу. Она комаров до смерти боится и в тайгу не сунется, как бы ни подозревала. Там такая глухомань, о сотовой связи и не слыхивали… — Катька замолчала, с томлением глядя на меня, я моргнула и, не выдержав, сказала:
— Ну… по-моему, все отлично придумано.
— Так-то оно так, — пригорюнилась Катька, — но жена у него хитрющая, и, если окажется, что муж в тайге и я одновременно исчезла из города, ее и комары не остановят.
— И что? — насторожилась я, начав соображать, куда клонит Катька, но отказываясь в это верить.
— Ты могла бы мне помочь, — заявила она
— Как? — хмыкнула я, уперев руки в бока, и чуть не проворонила пельмени, чертыхнулась, убавила огонь и покачала головой.
— У тебя отпуск, — вкрадчиво продолжила сестрица. — Какая разница, где тебе сидеть: на своей или на моей кухне? А меня ты здорово выручишь. Как только я вернусь, сразу же поедешь в Париж. Если не веришь, я тебе деньги вперед дам — заказывай путевку хоть сегодня.
Я немного постояла с открытым ртом, швырнула ложку, которую до сего момента держала в руках, и спросила с обидой:
— Чего ты мелешь? — Надо сказать, Катьки но обещание произвело на меня впечатление, а в Париж хотелось так, что во рту пересохло. Я жалобно вздохнула и неожиданно разозлилась на сестрицу.
— Все очень просто, — добавив в голос вкрадчивости, начала она, почему-то переходя на шепот. — Тебе только и дел, что показываться на моей работе. Она придет, увидит тебя и успокоится. Заметь, все довольны: и грымза эта, и ты, и мы…
— Как же я на твою работу пойду? — не поняла я. — Что я там делать буду?
— Ничего. Я сейчас в отпуске и ты, естественно, тоже. Короче, работать не надо. Главное, чтобы эта его мымра тебя там увидела, если ей придет в голову охота проверить: в городе я или куда уехала.
— А где ты работаешь? — окончательно перестала я понимать что-либо.
— В ночном клубе, — ответила Катька.
— Кем? — испугалась я.
— У меня сольный номер.
— Танец живота, что ли? — ожидая самого худшего, допытывалась я, а Катька заявила:
— Нет. Я пою.
— Что ты делаешь? — Тут надо пояснить: вот уж чего сестрица совершенно не умела, так это петь. Кому это знать, как не мне, я закончила музыкальную школу, наша мама, добрая душа, любила устраивать детские праздники и всегда просила меня: «Оленька, разучите с Катей какой-нибудь романс», — и я честно старалась, пока не поняла: не только романс, но и самую пустяковую песню про кузнечика Катька не в состоянии спеть без того, чтобы все не переврать. Оттого я сейчас и сидела с выпученными глазами, силясь понять, с чего это Катька вздумала так шутить. Должно быть, вид у меня был на редкость глупый, сестрица поморщилась, а я разозлилась:
— Ты не умеешь петь.
— А кто умеет? — разозлилась в ответ Катька. — Я хоть на первый канал телевидения не лезу, хотя ничуть не хуже этих… Просто у меня денег нет… Ладно, это все ерунда. Главное, тебе надо каждый вечер появляться в кабаке, чтоб любая собака знала: никуда я не уехала.
— Ты точно спятила, — обиделась я. — Как же я буду сидеть в твоем кабаке? Ты что же, в парандже выступаешь?
— Глупость какая, нет, конечно.
— Тогда твои коллеги должны знать тебя в лицо и…
— Мы похожи, — хмуро заявила Катька.
— Возможно. Но не до такой же степени, чтобы принять меня за тебя.
— А ты постарайся. За семьсот баксов плюс… скажем, пятьсот баксов на расходы в Париже, ну и сто баксов сейчас, чтобы ты не чувствовала себя сиротой казанской…
— Ты что, в самом деле миллионера подцепила? — нахмурилась я.
— Разумеется. И если я поведу себя с умом, он бросит свою мымру и женится на мне, а Канары для этого самое подходящее место… Ты мне сестра и в таком деле просто обязана помочь, тем более что для тебя это ничегошеньки не стоит и даже наоборот. Заходишь каждый вечер в кабак, выпиваешь рюмку мартини и двигаешь дальше. Вовсе ни к чему с кем-то трепаться. А если начнут доставать, не церемонься и просто посылай к черту, можешь мне поверить, никто не удивится. Главное, чтоб все знали: я в городе. У мымры в кабаке свои люди, они ей непременно донесут, что я в городе, а через десять дней я вернусь и ты поедешь в Париж. Ну, как? Я и краску для волос прихватила. Между прочим, я закончила курсы парикмахеров и сама себя стригу лучше всяких мастеров. Мы тебе сейчас такую прическу забацаем…
Вместо того чтобы послать сестрицу к черту, я стала прикидывать: смогу ли я в самом деле в течение десяти дней выдавать себя за другого человека так, чтобы никто этого не заподозрил? В институте я играла в студенческом театре. Между прочим, леди Макбет. В конце концов, если меня разоблачат, то это Катькина проблема — расхлебывать кашу, раз уж она ее заваривает. Десять дней лицедейства, а потом Париж…
Если честно, раздумывала я недолго, приключений в моей жизни не водилось, а тут вдруг такое: откажусь я, и что? Буду читать Хемингуэя, сидя у окна, ходить на пляж и мечтать о Париже, слушать сетования подружек, что вот, мол, лето кончится, еще один год из жизни долой, а он так ничем и не порадовал.