Барышня-попаданка
Шрифт:
— Платон, Лука, она здесь! — кричит реконструктор, а я подрываюсь как угорелая и бегу в сторону леса. Хватаю покрытую мхом толстую ветку, заезжаю не отстающему от меня детине по загребущим ручищам, которым он пытается меня схватить, по плечу, по голове…
Но силы оказываются неравными. Третий реконструктор оказывается ещё более отбитым, чем его старшие товарищи, поэтому последнее что я помню — это тяжёлая оплеуха, которой награждает меня проворный детина, не обращающий ни малейшего внимания на моё отчаянное сопротивление. Ноги подкашиваются, макушки зелёных деревьев плывут перед глазами, и я погружаюсь во тьму. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем сквозь полузабытьё до меня начинают доноситься обрывки разговора:
— Митька, олух ты неотёсанный, кто ж так с барышнями-то обращается? Ты же мог весь дух из неё вышибить! Хорошо хоть жива осталась… Да и крови вроде нет, это хорошо. Хотя, что это у неё с руками? Ногти красные…
— Но она первая начала, — оправдывается детина, — так меня дрыном огрела, что согнуться до сих пор не могу… Ну вот я и я выдал ей леща, чтобы немного остепенить…
— Не понимаешь ты ничего, Митька, барышня в горячке, с ней надо поласковее, пообходительней. Что с нами сделает барыня, если узнает, что мы её дочь чуть со света не сжили? А так можно надеяться на особые милости за поимку беглянки. А ну-ка помоги, свяжем её от греха подальше, пока в чувство не пришла.
Мои руки заламывают за спину, а запястья и щиколотки умело стягивают грубой верёвкой, от чего я наконец прихожу в себя. Голова гудит, болят разбитые чуть ранее от падения на полянку локти, и вдобавок бородатый верзила Платон тащит меня куда-то вниз головой, бесцеремонно закинув на плечо. Голова от такого положения раскалывается с неимоверной силой, и я выдаю все самые изощрённые ругательства, которые только мне известны.
— Не волнуйтесь, барышня, телега совсем близко, сейчас уложим вас, и доставим к маменьке в целости и сохранности, — не сбавляя шаг безмятежно реагирует на мою отборную брань Платон.
Какая маменька, какая телега? О чём он вообще? Поворачиваю голову и вижу, что рядом шагают детина, который меня вырубил, и парень, который гонялся за мной по лесу вместе с Платоном. Если бы отправляясь в гости в Максу я знала, что мне сегодня предстоит чудесная прогулка по лесной опушке в прекрасной компании неадекватного бородача, сумасшедшего бегуна и любителя раздавать девушкам лещей, подготовилась бы получше!
Интересно, это глюки, или я слышу, как невдалеке ржёт… Лошадь? Выходит, эти отбитые ещё и несчастное животное сюда притащили! Да ещё и впрягли в уродливую деревянную телегу с деревянными колёсами. Да уж, насчёт способа передвижения Платон не соврал.
— Ох, намаялись мы с вами, барышня, — вытирает пот со лба парень, бегавший за мной по лесу, усаживаясь на передок телеги и берясь за вожжи. Кажется, его зовут Лука. — И где вы так по чащобам укрываться научились? Уж на что мы с братом хорошо леса знаем, а даже от нас укрыться сумели! Не иначе как от горячки звериные способности в вас раскрылись.
— Ребята, вы вообще знаете о существовании дезодоранта? — интересуюсь я, когда взмокший Платон наконец спускает меня с плеча и аккуратно укладывает в телегу. Кажется, задавать этим олухам более сложные вопросы бесполезно, у них в головах какие-то барыни и горячка. Хорошо хоть в телегу нормально уложил, подложив что-то под голову. После знакомства с тяжёлой рукой того, кого бородатый назвал Митькой, у меня явно сотрясение мозга.
— Барышня изволит говорить по-французски? Мы люди неучёные, языков не понимаем, — пожимает плечами Платон. Фу, что это за солома на дне телеги! Колется, в нос лезет! Возмущённо чихаю и укладываюсь поудобнее, насколько это возможно, когда ты связана по рукам и ногам.
— Извините, барышня, если бы знали, что встретим вас нынче в лесу, подготовили бы транспорт, соответствующий вашему положению, — издевается нетерпеливо подёргивающий вожжи Лука. — Садись Платон, пора трогаться, и так уже в господский дом засветло не успеваем. А ты Митька рядом с телегой побежишь, чтобы неповадно было барышень калечить.
Самонадеянные болваны! Им и трогаться не нужно, и так уже тронутые на всю голову! Может, я оказалась на месте реконструкции исторических событий? Тогда просто нужно подождать, пока эти поехавшие отвезут меня к своим «господам», которые, надеюсь, ещё не совсем потеряли связь с реальностью и дадут мне позвонить родным.
Громоздкий Платон неловко забирается в телегу, Лука дёргает за вожжи, прикрикивает на понурую серую лошадку, и мы отправляемся в «господский дом». Интересно, что это такое? Может так они называют базу отбитых историков-реконструкторов? В очередной раз убедившись, что связана я крепко, интересуюсь:
— Ребята, а вы вообще кто такие?
— Я Платон, а это мои младшие братья Лука и Митька, — дружелюбно представляется бородатый. Говорит неторопливо, с расстановкой, как будто незадолго до этого не гонял меня по лесу как дикую зверушку. — Крестьяне господ Елецких, ваших батюшки и матушки. А вы барышня Дарья Алексеевна, на случай, если от горячки запамятовали.
— Какая я вам к чёрту барышня! Хватит уже меня так называть! — возмущаюсь я. Какая ещё к чёрту горячка? Эти отбитые на меня что, свои собственные проблемы с кукухой проецируют?
— Барышня изволит гневаться, — ехидно вздыхает бегущий рядом с телегой Митька. — Платон, проверь узлы, а то ещё сбежит в обратно в лес, бедняжка совсем умом тронулась. Бедная барыня, как же она переживёт помешательство любимой дочери?
Бородатый Платон протягивает ко мне свои огромные ручищи, проверяет, качественно ли я связана, и удовлетворённо хмыкнув наконец оставляет меня в покое. Всё бы хорошо, вот только этот идиот меня передвинул. А я только-только нащупала на дне телеги что-то твёрдое, обо что можно было бы перетереть верёвку, которой связаны мои руки! Теперь снова придётся барахтаться в мерзкой соломе в поисках этого предмета.
— Барышня-то всё в горячке мечется, никак в себя не придёт, — вполголоса ворчит Платон, но на этот раз мне уже лень объяснять, что никакая я не барышня и что у меня нет горячки — беготня по лесу и драка с отбитым Митькой порядком меня измотали.
Над головой тёмно-синее вечернее небо и макушки наклонённых вдоль дороги деревьев, скрипучая телега покачивается, как корабль на волнах, лошадка всхрапывает, и я сама не замечаю, как вместо того, чтобы пытаться освободиться снова проваливаюсь в тёмную бессмысленную муть. И как я умудрилась потерять сознание в такой опасной ситуации?