Барышня-попаданка
Шрифт:
— Дорогой жених, ты же знаешь, что ты невыносимый ханжа? — уныло спрашиваю я, садясь на соседнее кресло.
— О да, — Володя встаёт со своего кресла, подходит к моему, и встаёт возле меня на колени. — Но этот ханжа очень тебя любит. Веришь?
— Верю, — недовольно бурчу я.
Чёрт бы побрал эти дурацкие нравы девятнадцатого века! Даже с собственным женихом нельзя толком развлечься! Когда же уже свадьба, мне так надоело её ждать!
17. Возвращение
— Володя, я так боюсь, что с тобой что-то случится
Мы с моим женихом сидим в освещённой весенним солнцем гостиной, и в очередной раз обсуждаем его желание принять участие в войне двенадцатого года. Я так за него волнуюсь! А он кажется совершенно не воспринимает мои слова всерьёз!
— Вместо того, чтобы переживать, пойдём лучше в сад, прогуляемся! — Володя берёт меня под руку, я беру на руки любимого кота, и мы отправляемся на прогулку по цветущему вишнёвому саду. Шрёдингер довольно урчит, греясь под тёплым весенним солнышком, я машинально глажу его мягкую чёрную шёрстку, а в голове крутится куча вопросов. Владимир пойдёт на войну? А что, если он там погибнет? А что тогда делать мне?
Владимир берёт меня за свободную от поддержания тушки Шрёдингера руку и вкладывает в неё небольшую коробочку, перевязанную розовой лентой.
— Что это? — спрашиваю я. Мой жених только и делает, что устраивает мне сюрпризы! Надеюсь, на этот раз сюрприз будет приятным.
— Открой и увидишь, — улыбается Владимир.
Я развязываю ленту, открываю коробочку, и вижу часы. Те самые часы, которые перенесли меня в это время. Так вот почему недавно Володя спрашивал меня, не хочу ли я узнать, не получал ли граф Воронцов в подарок от императора часы! Значит, граф получил часы, что-то с ними наколдовал, отдал Володе, а Володя подарил их мне? Но зачем, я ведь говорила, что хочу остаться!
Я удивлённо беру в руки часы, Шрёдингер встревоженно мяукает, я слышу звон падающего с моей руки кольца, и земля уходит из-под моих ног…
Негодник Володька! Он меня что, в моё время отправил? Оглядываюсь вокруг себя, и не вижу никаких цветущих вишень, только пеньки от срубленных деревьев. Явно с тех пор, как мы с Владимиром гуляли по цветущему саду, прошло много лет! И дом не серый, а розовый, хорошо, что хоть сохранился, хотя и перекрашенный. Наверняка теперь это памятник архитектуры.
Шрёдингер на моих руках недовольно мяукает, пытается вырваться, и я наконец прихожу в себя и понимаю, что мне нужно как-то выбираться на улицу, чтобы точно убедиться в том, что я попала в своё время. Не хотелось бы, чтобы меня занесло в слишком далёкое будущее, в котором однокурсники давно закончили универ, а мой брат Санёк стал добропорядочным семьянином.
Несмотря на возмущение Шрёдингера и отчаянное сопротивление длинного платья перелезаю через изгородь, и оказываюсь на шумной улице. Пожелтевшие деревья сразу же подсказывают, что сейчас ранняя осень, но вот какой сейчас год? К сожалению, на проезжающих мимо машинах это не написано, поэтому нужно у кого-нибудь спросить.
— Извините, а какой сейчас год? — интересуюсь я у первого попавшегося на глаза паренька в длинной серой толстовке.
— Девушка, вы чего, с дуба рухнули? — паренёк смотрит на меня то ли как на укурившуюся,
— Вы с ума сошли, ничего я не принимаю, мне просто очень нужно узнать, какой сейчас год и какое число!
Паренёк сменяет гнев на милость, показывает мне экран своего телефона, и я вижу на нём дату своего похода к Максу. Значит я вернулась в тот же день, и, возможно, в тот же час! В моём времени прошло всего пару минут, и, наверное, никто кроме Макса даже не заметил моего отсутствия! Вот только вернулась я не в Москву…
— Можно позвонить? — нахально спрашиваю я у паренька.
— Только быстро, — великодушно разрешает паренёк, и я набираю номер брата.
— Алё, Сань, я в Питере, звоню с сотового сердобольного прохожего. Ни денег, ни телефона, выручай. У тебя же есть тут друзья?
— Привет сестрёнка, не ожидал от тебя такой прыти, — ржёт на том конце провода братец. — И когда ты успела до Питера добраться, с утра же вроде ещё дома была?
— Долгая песня, вернусь — расскажу, — у меня совершенно нет желания делиться своей историей при постороннем человеке. А то чего доброго, вызовет мне этот сердобольный парнишка скорую, и увезут меня на дурочку. Конечно, лечат сейчас не пиявками и кровопусканием, но этот факт меня совершенно не утешает.
— Лады. Ты где конкретно Питере? Говори место, пришлю за тобой кого-нибудь, — великодушно обещает брат.
— Дойду до центра, буду ждать на Дворцовой площади возле Александровской колонны, — я успокаивающе поглаживаю Шрёдингера, у которого от соседства с машинами уже чуть ли не приступ панической атаки.
— Замётано. Как мои друзья тебя узнают?
— Ну, я как бы… В старинном платье в пол и с чёрным котом на руках, они точно мимо не пройдут.
— Я уже в предвкушении твоей истории, — гогочет Санёк, и прощается со мной, чтобы начать обзванивать питерских друзей.
А я покрепче прижимаю к груди перепуганного Шрёдингера и неспешно отправляюсь в центр — ждать, когда же старания брата ниспошлют мне какого-нибудь спасителя. Или спасителей.
Например, вот этих парней с цветными волосами — первый с малиновыми, второй с огненно-рыжими, которые подходят ко мне через часок наворачивания кругов вокруг колонны.
— Ты что ли сеструха Санька? — после пары секунд изучения моей производящей незабываемое впечатление персоны спрашивает малиновый.
— Да, это я, — вежливо отвечаю я своим потенциальным спасителям. — Мне бы до Москвы добраться. Можете с этим помочь?
— Мы как раз в столицу тусить едем, можем и тебя с собой прихватить, — улыбается рыжий. — Пойдём, нас тут машинка недалеко ждёт.
— Буду весьма благодарна, — улыбаюсь я, крепче прижимая к груди возмущённого Шрёдингера, норовящего цапнуть чёрной когтистой лапкой кого-нибудь из моих ярких спасителей.
Мы доходим до припаркованной неподалёку ауди, за рулём которой сидит крашеный блондин, усаживаемся — малиновый рядом с водителем, а я, Шрёдингер и рыжий на заднее сиденье. Мой сосед сразу же закуривает, и я аж слов не нахожу от такой невоспитанности!