Башни Анисана
Шрифт:
– До какого конца? – спросил Гиб Аянфаль, – в этом городе… Это какая-то катастрофа?
– Это конец цикла. Сегодня сама Онсарра ознаменует смену эпох. Звезда взорвётся под волновым куполом, который поддерживают мастера звёзд на уровне первого кольца, чтобы затем воссиять вновь. Твердыни встали на дальнюю орбиту, выйдя из притяжения колец, и ждать уже не долго. Не каждому позволено видеть это вне сверхсознания Ганагура. Тела и пыль большинства будут погребены в нижних недрах твердынь вместе с обителями, а их верхние отражения растворены в сверхсуществах. Пойди в любую обитель, посмотри, что творится там, пока они не ушли на глубину. Небесные патриции вот-вот обрушат на
Как в подтверждение слов Сэле через небо прокатился могучий грозовой зов. Гиб Аянфаль вскинул голову и увидел, как багрово-золотистое небо стремительно затягивают тяжёлые непроницаемо чёрные облака. Их клубящиеся рукава спускались всё ниже, будя в душе неясный страх. Среди них мелькали белые искры проносящихся в высоте небесных асайев, неминуемо приближающих обещанную бурю.
И вот первые капли, пересыщенные атмосферной пылью, обожгли покрывающие твердыню ветви пасочников. Одна из них упала аккурат на огонь Сэле, мгновенно погасив его.
– Господин Сэле! – вскричал Гиб Аянфаль, в отчаянии сгребая тонкими пальцами пожухлые листья, не носившие на себе никаких следов пламени. Он чувствовал, что Сэле исчез, и его не вернуть. А дождь тем временем стремительно набирал силу, сминая всё в единую топкую массу и больно обжигая его тело.
Гиб Аянфаль вскочил на ноги и помчался прочь, прикрывая руками голову и лицо. Спасаясь от жгучих капель, он во второй раз совершил прыжок сквозь пространство, и оказался перед вратами одной из городских обителей. Не колеблясь, он вошёл внутрь и осмотрелся.
В замке не было ни одной жилой комнаты – лишь просторные залы, похожие на общие, и соединяющие их коридоры. Перед его глазами предстало невиданное и пугающее зрелище – своды обители были до самого купола испращены десятками продолговатых ниш; некоторые были аккуратно закрыты тонкой оболочкой, а другие ещё пустовали.
На полу в разных позах рядами лежали пурные тела асайев. В них не было жизни: застывшая в жилах пыль не порождала живого поля, а волновые отражения не чувствовались. Разноцветные одежды, и теперь указывающие на то, чем занимался их носитель прежде, вносили ощущение пронзительного и скорбного сожаления в эту жуткую картину. Всё это были простые жители и дети, погрузившиеся в беспробудный сон накануне гибели звезды.
Среди тел сновали нэны и белые сёстры. Они по очереди поднимали тела и, положив их на возвышавшиеся по центру плиты, начинали приготовлять к погружению. Сначала снимали одежду, затем руки асайя складывали крест-накрест на груди или на животе, а пыльцы и ладони растворяли, втирая их в поверхность тела. Ноги скрепляли жидкой пурой по всей длине, а после принимались за лицо, смыкая рот, глаза, уши, ноздри и все энергометки. Длинные волосы асайев собирали в пучки на макушках, предварительно скрутив в плотный жгут. Запечатанное таким образом тело с пылью оборачивали в кокон из пурной плёнки и помещали в одну из тысяч ниш. Временами промеж занятных трудом нэн и белых сестёр проходили техники срединных и тонких волн. Как подсказали волны, многие из них отказались погружаться в безопасный сон и остались помогать, поддерживая волновой баланс, ставший крайне неустойчивым из-за надвигающегося взрыва Онсарры. Гиб Аянфаль, понаблюдав за всем со стороны, решился подойти к одной из нэн, которая в перерыве очищала руки от приставшей к ним пурной плёнки.
Нэна взглянула на него прежде, чем он успел к ней обратиться.
– Госпожа Сагита! – произнесла она голосом, который наполняла особенная мягкость, присущая только нэнам, – вы тоже пришли помочь?
– Нет, – ответил Гиб Аянфаль, – что тут происходит?
Он внутренне замер. К нему вновь обратились на «она», но теперь он почему-то не смог ничего возразить. Им постепенно овладевало второе сознание, для которого такое обращение было более, чем приемлемым.
– Мы помогаем нашим белым сёстрам приготовить нижние дары к погружению, – тем временем ответила нэна, – Сознания всех, кого вы видите, уже пребывают в Ганагуре, а их пыль и пурные тела скоро уйдут вместе с обителями в нижние недра, где будут почивать в сохранности до того, как Онсарра воссияет вновь. В смену эпох простые жители поверхности и небес спят там, где спят твердынные владыки всё остальное время, так как не могут осознанно созерцать этот великий день и участвовать в танце, встречающем конец цикла. Но вы-то, госпожа, уже обладаете достаточной мудростью для того, чтобы пойти к башне!
– Да. Туда я и собираюсь, – с готовностью ответил Гиб Аянфаль. – просто я разыскиваю сестру. Она должна быть где-то здесь!
– Говорят, в глубине замка кто-то вызвался участвовать в труде так же, как мы, – ответила нэна, – верно, это и есть ваша сестра. Она такая же, как вы.
И нэна одарила Гиб Аянфаля многозначительным взглядом, который ему самому остался совершенно неясен. Зато окрепшее в нём второе сознание прямо-таки воссияло от довольства собственной значимостью. Он совершил благодарственный поклон и отошёл, глядя, как нэны помещают в нишу очередную капсулу с телом. Его посетила мысль о том, что не все асайи пробуждаются после смены циклов. Кто-то не может вернуться из Ганагура, и тогда их тела так и остаются покинутыми навсегда…
От этой мысли он содрогнулся. Но медлить некогда. Чувство времени подсказывало, что нужно спешить. Гиб Аянфаль направился вглубь замка, проходя коридоры и залы, в которых творилось всё то же самое: пол устлан спящими, которых нэны и белые сёстры приводят в порядок, прежде чем запечатать в пурную капсулу и поместить в мощные стены промеж стеблей.
Гиб Аянфаль прошёл ещё один короткий коридор и остановился перед комнатой, которая согласно его чувству пространства была тупиковой. Он почувствовал, что пришёл туда, куда хотел, и осторожно заглянул внутрь.
Здесь было тихо и совсем не так суетно, как в остальных частях обители. В трёх запечатанных капсулах, лежащих на полу, спали глубоким сном жители твердыни, а на невысокой плите лежало четвёртое тело, подготовкой которого занимался только один асай в длинных жёлто-зелёных одеждах техника тонких волн. Он, низко склонившись, осторожно смыкал тонкими пальцами его веки. Гиб Аянфаль отметил, что делает он это не очень уверенно с осторожностью новичка. Тем не менее, красивое лицо его, обрамлённое чёрными волосами, было исполнено спокойствия и самодостаточности. Строитель смотрел и смотрел на него, чувствуя, что это та, кого он ищет. Его сестра. Самое близкое существо на всём Анисане. Он подошёл ближе и, окончательно поддаваясь власти второго сознания, произнёс:
– Шамсэ!
Гиб Аянфаль внутренне замер. Почему он назвал именно это имя? Оно казалось ему знакомым, но вместе с тем принадлежащим асайю, совершенно отличному от того, кого он сейчас видел перед собой. Шамсэ отвлеклась от труда и прямо взглянула на него. Красивое лицо озарила мягкая приветливая улыбка.
– Сагита! – воскликнула она, – Ты же говорила, что пойдёшь на площадь!
Гиб Аянфаль прошёл в комнату, останавливаясь перед ней.
– Я скоро отправлюсь туда, – ответил он, – может, и ты всё же соберёшься? Я уверена, мастер Янава хотела, чтобы в этот день мы были вместе.