Башни Анисана
Шрифт:
Это было действительно так – как только строители разошлись, и родичи остались перед непробуждённой громадой одни, аба окинул своего воспитанника проницательным взглядом и строго сказал:
– Что ж, Гиб Аянфаль, Голос тебя, конечно, хвалит, но я по-прежнему недоволен тем, что с тобой случилось! Скажи, может за время труда прояснилось что-нибудь?
Гиб Аянфаль устало взглянул на него.
– Я не мог такого сделать, – твёрдо сказал он, – разве Голос бы мне позволил? Твои подозрения не обоснованы! Ты действительно считаешь, что это – я?
Аба Альтас с вниманием взглянул ему в глаза. Его взор немного смягчился.
– Что ж, раз ты ничего не помнишь, то предположим, ты ничего не делал, – согласился он, – Но тогда что же… Это кто-то другой с тобой сделал? Насильно?!
Гиб Аянфаль только пожал плечами.
– Если это насильно, то всё ещё хуже, чем если бы ты сам был во всём виноват, – медленно проговорил аба Альтас, – Подумать страшно,
Гиб Аянфаль притих. Он почти никогда не встречал охранителей закона и гармонии Онсарра на улицах городов и в волнах, и тем более никогда ещё не имел с ними дел непосредственно. Да и чувствовал, что аба Альтас также относится к чёрным стражам несколько насторожённо. Поэтому такой поворот событий весьма взволновал его. На Пятой твердыне какие-либо нарушения порядка, непосильные для белых сестёр, происходили настолько редко, что не только Гиб Аянфаль, но и многие другие молодые асайи считали, что деятельность чёрных стражей происходит где-то далеко, среди диких звёзд. Там чёрные стражи противостоят силам, способным угрожать асайям.
– Аба, давай подождём! – запросил он, – Я хочу сам всё вспомнить. Я попытаюсь, ладно?
Аба Альтас посомневался, но всё же согласился.
– Ладно. Даю тебе срок в день. Как что прояснится – сейчас же расскажи мне! А я уж там приму меры, – проговорил он, – пошли домой.
И они заспешили к станции малых трансферов, которые связывали между собой все крупные обители города через разветвлённую сеть туннелей, проложенных неглубоко под поверхностью твердыни. Сами же трансферы представляли собой небольшие капсулы, рассчитанные на десяток асайев. Движением их через волны умело управляли вестники. Оказавшись внутри капсулы вместе с абой и ещё несколькими асайями, Гиб Аянфаль почувствовал волнение, точно испугавшись, не повторится ли с ним вновь нехорошее происшествие. Но сидящий рядом аба, уловив этот настрой, окинул его покровительственным взглядом, и Гиб Аянфаль ощутил себя как никогда защищённым.
В общем зале домашней обители Гиб Аянфаль хотел попрощаться и пойти к себе, но аба Альтас придержал его за плечо.
«Скоро трапеза, не уходи далеко», – прозвучало в мыслях.
Трапезой в замке абы Альтаса назвалось совместное потребление дневной нормы пищи, состоявшей из универсального питательного вещества, называемого пасокой. Обычно асайи наливали её в личные пиалы из общей чаши, после чего неторопливо пили, где кому удобно. Но аба Альтас превратил эту будничную потребность в целый ритуал, во время которого собирал вместе дорогих ему асайев, начиная с собственной семьи. То, что они как родичи собирались, Гиб Аянфалю нравилось. Но аба обязательно звал кого-нибудь ещё. В частности, постоянно присутствовала Росер, белая сестра, с которой аба Альтас водил близкую дружбу. У Росер чёрные, собранные в высокий хвост волосы, а лоб охватывает белая пылевая лента, скрывающая энергометки и называемая кибахой. Всего в обители служило четверо белых сестёр – кроме Росер были ещё белая сестра Тэти и две её помощницы. Обращаться к ним было нужно на «она». Среди асайев это обращение носило особый и даже несколько сакральный характер – так полагалось говорить в первую очередь о Звезде и о Праматери Гаэ Онсарре – легендарной основательнице асайской цивилизации. После неё это обращение перешло к белым сёстрам, а в недрах твердынь так обращались к нэнам. Белые сёстры следили за порядком и самочувствием асайев в обителях, а также занимались воспитанием детей. Эта рабочая точка не была изначальной – путь белой сестры необходимо было принимать осознанно, но делали это немногие. Насколько знал Гиб Аянфаль, причиной тому была высокая ответственность, которую обязывался нести всякий, принимавший обращение на «она». Узнаваемой одеждой сестёр были белые рубашки с поясами в несколько лент и широкими передниками спереди и сзади, за которыми почти не видно было тёмные штаны длиной до колена. При этом у младших сестёр передники были белыми, а у сестёр, обладавших более высоким статусом, – голубыми. Ростом все они были немного выше, чем большинство простых асайев, а внутренние поля их звучали с особой мягкой тональностью.
Хотя Росер всегда носила одежды сестры, она была гораздо искусней Тэти. За воротом её рубашки виднелся знак – голубой круг, в то время как обычные белые сёстры обладали всего десятком-другим энергометок. Поднявшиеся столь высоко в своём искусстве сёстры носят почётное звание «матерей» или «матрон» и покидают города. Они живут в закрытых общинах Белых Оплотов, подчиняясь собственным законам, не ведомым для широких информационных потоков, а руководит ими великая матриарх Иша. Но эти сиятельнейшие асайи столь редко спускались в простые города, что Гиб Аянфаль за свои восемьдесят три оборота не встречал никого подобного, а потому и не имел возможности говорить с ними. Росер же никуда не собиралась уходить и для абы Альтаса и его семейства была едва ли не равным родичем. Гиб Аянфаль даже порой удивлялся, почему её имя всё никак не появится на родственной карте. Привыкший, что о нём всецело может позаботиться аба Альтас, он относился к белым сёстрам и воспитательницам достаточно прохладно. Но Росер была для него «своей», и ещё будучи ребёнком Гиб Аянфаль сильно к ней привязался, находясь под её опекой.
Остальные посетители трапезы были уже менее интересными. Они каждый раз менялись, иногда среди них были другие архитекторы – друзья абы Альтаса и его старшие ученики. Их присутствие было тоже объяснимо. Но вот зачем аба Альтас приглашал уже в который раз одного рыжего ребёнка-асайя, Гиб Аянфаль не знал. Ребёнку было всего около четырёх оборотов, и в компании преимущественно взрослых асайев он смотрелся неуместно, хотя на Анисане к детям относятся так же уважительно, как ко взрослым, и ограничения, их касающиеся, сводятся к тому, что им не дозволяют участвовать в общем труде наравне со всеми. Этот сорванец всегда устраивался рядом с Гиб Аянфалем, хотя строитель не проявлял к нему никаких дружелюбных чувств. Гиб Аянфаль недавно обнаружил, что он живёт с ним по соседству, самовольно перебравшись в пустующую комнату из восточного крыла обители, которое целиком было отведено под детские помещения. То, что аба позволил ему остаться, а не отослал назад под присмотр воспитательниц, означало, что это дитя избрано мастером замка из остальных чад обители и находится под его личным надзором, но причина этого пока была неизвестной.
В ожидании Гиб Аянфаль расположился в огромной общей зале и, устроившись на выступавшем из стены стебле, погрузился в волны. Сегодняшнюю трапезу посещать не очень хотелось, но он утешал себя тем, что встретит там родичей Ае и Гиеджи. Ае из-за его высокого положения воспринимали в замке почти как второго мастера. Но из-за занятости он порой покидал обитель на долгое время, а с Гиеджи Гиб Аянфаль виделся каждый день.
Вокруг него в общей зале собралось множество асайев. Они считывали информационные карты, отдыхали или погружались в волны, каждый ради своей нужды. Центром залы была большая белая чаша, сплетённая из стеблей, спускавшихся со сводов залы, в которой постоянно кипела густая пасока. Из неё питалось всё население замка, которое составляло более двух сотен асайев. Гиб Аянфаль, покинув волны, смотрел, как некоторые подходят к ней и берут себе пищу, наливая её в изящные пиалы. Среди степенных взрослых кое-где мелькали и маленькие фигурки детей. Сейчас в вечернее время они были отпущены воспитательницами и разбрелись по обители, присоединяясь к взрослым асайям в их спокойном времяпровождении.
Всего на данный момент в обители жило ровно тридцать маленьких асайев, что было достаточно большим числом. Как вещали волны, рост населения твердынь строго контролировался, и потому количество детей и совсем юных асайев никогда не было слишком велико. Основную массу составляли асайи, чей возраст в среднем составлял два-три цикла. На Пятой твердыне дети жили и воспитывались далеко не в каждой обители, и их присутствие обычно говорило о том, что обитель надёжно защищена от любых волновых невзгод: для размещения самых молодых членов общества белые воспитательницы выбирали самые комфортные и хорошо обустроенные замки.
От наблюдений Гиб Аянфаля оторвал лёгкий зов волн. И он, поднявшись, направился в один из малых залов, где проходила сегодняшняя трапеза. В этот раз посетителей было мало. Гиб Аянфаль занял своё место неподалёку от абы Альтаса и осмотрелся – Ае не было. Обычно он всегда сидел по правую руку от абы, хотя присутствие его носило чисто вежливый характер: в отличие от созидателей, трудящиеся с волнами асайи не нуждаются в ежедневном питании и принимают пищу очень редко.
Гиб Аянфаль стал рассматривать остальных гостей. Вот напротив сидит сестра Гиеджи – изящный асай невысокого роста с ярко-жёлтыми волосами, собранными в хвост. На ней обычный наряд младшего сеятеля – короткие штаны и передник насыщенного синего цвета. Необычным в её образе были лишь синие ленты, оплетавшие руки и тело. Ленты носили или асайи с лёгкими телами, или патриции с утяжелённой пылью, они были знаком некоторой элитарности. Стоит заметить, что отношение абы Альтаса к самому младшему члену семьи было особенным. Он использовал по отношению к ней обращение «она» несмотря на то, что Гиеджи не являлась ни нэной, ни белой сестрой. Ае поддерживал это начинание, да и самой Гиеджи нравился особый статус, так что Гиб Аянфаль соблюдал эту внутрисемейную традицию. Они встретились глазами и улыбнулись друг другу. Гиб Аянфаль без слов понял, что сестра не знает о странном происшествии, которое с ним приключилось – как видно аба Альтас счёл за лучшее ничего не говорить и не пугать её такими вестями. Сам же Гиб Аянфаль решил, что непременно всё ей расскажет, только немного позднее, когда припомнит что-нибудь ещё и разберётся, чем является загадочный «малкирим».