Башня континуума
Шрифт:
— Филантроп, хи-хи! Надо же, филантроп! Вот умора, филантроп…
— Добрый день.
Смех застрял в горле. До сих пор ей казалось, что подобные вещи случаются только в водевилях. Или в древнегреческих трагедиях. Фатум, злой рок, бог из машины, скалящиеся Эринии. С перепугу Шарлотта утратила равновесие и свалилась под письменный стол в обнимку с финансовым журналом.
— Что с вами? Вы не ушиблись?
Из-под стола Шарлотта разглядела немножко его темно-синих, отлично выглаженных брюк и ботинки. Надменные, высокомерные, элегантные ботинки из дорогущей, мягкой, тонкой кожи. Возможно, человечьей.
— Должно
— Нет, помню, — откликнулась Шарлотта из-под стола.
— Вы себя хорошо чувствуете, миссис Лэнгдон? Успокойте меня.
— Д-да.
Ботинки начали перекатываться с носка на пятки.
— Что-то потеряли?
— Накладные ресницы отклеились. Вы знаете, наверное, как это бывает…?
— Нет. Не знаю. Кстати, филантроп — это совсем не то, что вы подумали. Пончики любите?
Ее рот наполнился голодными слюнками.
— А с чем?
— С шоколадной глазурью и яблочным мармеладом. Еще горячие.
— Я на работе, — спохватившись, с достоинством ответила Шарлотта из-под стола.
Ботинки щелкнули каблуками.
— Я ведь не выпить вам предлагаю.
Какая жалость. Она бы сейчас с удовольствием выпила. Ботинки исчезли из поля ее зрения и объявились рядом. Шарлотта запрокинула голову и увидела их милость с пакетом, источающим головокружительные ароматы свежей сдобы.
— Знаете… кажется, вы обещали прекратить меня преследовать.
— Преследовать? Побойтесь Бога. Я просто случайно проходил мимо. Дай, думаю, зайду. И зашел. А здесь вы.
— И пончики вы тоже с собой случайно прихватили? — подозрительно поинтересовалась Шарлотт у известного филантропа, но тот в ответ смерил ее таким ледяным взглядом, что у нее мигом отпала охота задавать дурацкие вопросы. Он молча протянул ей руку и помог подняться. На мгновение они оказались слишком близко друг от друга, но он тотчас отпрянул, соблюдая дистанцию, причем так грациозно, словно проделывал балетное па. Шарлотта некстати подумала, что он наверняка отлично танцует. Конечно. Аристократов долгими годами обучают танцам в привилегированных закрытых школах. Вальсам. И кадрилям.
— Вы танцуете? — вырвалось у нее помимо воли.
Лорд Ланкастер поднял бровь.
— А вы меня приглашаете?
Шарлотта решила помолчать. Так, разнообразия ради. Посмотреть, что получится. Получилось то, что через две минуты она уже уплетала за обе щеки пончики, запивая кофе в стаканчике, который он тоже совершенно случайно прихватил с собой. Кофе был крепкий, сладкий, горячий, с восхитительной пышной молочной пенкой.
— Спасибо.
— Не за что. Ну, что опять случилось? Хорошо, не отвечайте. Я сам скажу. Вы связались с чокнутой наркоманкой и вынуждены терпеть ее безумные прихоти. Возможно, вам стоит намекнуть Серафине, что вы — не ее частная прислуга.
— Возможно, я намекну… а потом мистер Либер намекнет мне… что я уволена. Вы этого хотите?
По его лицу было понятно, что он хочет далеко не этого, а совсем другого.
— Давайте я покажу вам кое-что.
— Если это не что-то предосудительное…
Лорд Ланкастер усмехнулся, порылся по карманам, достал упаковку мятных пастилок.
— Вот. Откройте окно и бросьте это туда. Вниз.
Шарлотта поглядела на их милость в полнейшем недоумении.
— Просто сделайте так, как я прошу, хорошо?
Шарлотта неуверенно поднялась, открыла окно и опять недоверчиво посмотрела на него.
— Бросить вниз пастилки, да?
— Я что, изъясняюсь на каком-то непонятном для вас языке?
— Вы такой суровый, сэр, я трепещу, — сказала Шарлотта, сама до крайности удивившись своему игривому тону.
— Ха-ха. Трепещете. Правильно делаете. Бросайте, — сказал он нетерпеливо.
Шарлотта разжала пальцы и тут поняла, что он имел в виду. Коробка с пастилками вместо того, чтобы рухнуть вниз, надолго застыла в воздухе. Потом стала медленно и плавно, подобно невесомому птичьему перышку, опускаться вниз, постепенно исчезая из вида.
На специальных манекенах, точнейшим имитирующих человеческое тело и увешенных разнообразными датчиками, действие генераторов выглядело стократ куда более впечатляющим. Прошлой ночью их выбрасывали из окон на разных этажах, настраивая сложнейшую систему с тем, чтобы учесть направление ветра и еще множество прочих составляющих.
— Ух. Что это? — спросила Шарлотта завороженно.
— Слышали когда-нибудь об антигравитации?
— Эээ… что-то противоположное закону притяжения?
— Да. Что-то. Только в данном случае это не совсем то. Антигравитационные генераторы… собственно, они так называются исключительно для удобства восприятия. Скорее, следовало назвать их нейтрализаторами гравитационного поля узкого, временного и ограниченного воздействия, но это звучит не так красочно и чересчур длинно. Так вот, генераторы распространяют особые лучи, которые являются своего рода волновыми амортизаторами, то есть значительно тормозят и смягчают возможное падение с высоты какого-нибудь тела. Человеческого, к примеру. Закройте окно. Отойдите. Пожалуйста. И сядьте. Вот так. Благодарю вас.
— А. Я поняла. Самоубийцы… падают не быстро, а медленно? — осенило Шарлотту.
Его глаза холодно блеснули, как две далекие звезды.
— Правильно. Медленно и плавно. Поднимаются на ноги и убираются домой. Или куда там они собирались отправиться после своего полета. Не стану врать, и генераторы далеко не панацея. Падать все равно будет больно и неприятно, особенно с верхних этажей. Покалечиться можно сильно, вплоть до пожизненной инвалидности, но разбиться насмерть теперь станет невозможно. Надеюсь, это отвадит любителей летать без крыльев. Хотя я бы предпочел, чтобы они вовсе отказались от этой нелепой затеи. Как и вы.
— Я обещала…
— Хорошо. Теперь я смогу, наконец, уделять время своим прямым обязанностям.
— Значит… здесь такое часто бывает, да?
— К сожалению. Случается. Вы были далеко не первой. Хотя, надеюсь, последней.
— Не понимаю… вам ведь ни чуточки не жаль этих людей…
— Нет, не жаль. Я думаю, что эти самоубийцы — идиоты. Ничего личного, миссис Лэнгдон. А есть еще другие идиоты — зеваки, которые собираются кружком поглазеть на очередной труп. А другие идиоты — журналисты — пишут об этом в газетах. И есть еще один сорт идиотов, которые приезжают сюда поглазеть на здание, где сводят счеты со своей постылой жизнью… всякие идиоты. Потому что, видите ли, некоторых людей притягивает все трагическое. Некоторые люди всерьез считают: трагическое — это как пьеса Вилли Шекспира. Или отличный рекламный трюк — вроде замка с привидениями.