Башня. Новый Ковчег 4
Шрифт:
— Иди, Паша. Не стой тут, не надо, — Анна слегка качнула головой. — Всё будет хорошо, Паша. Всё будет хорошо.
Закрыв за собой дверь кабинета Руфимова, Павел на минуту замер, прислонился к стене. На него опять с новой силой обрушились все те проблемы и вопросы, которые он задавал себе, которые мучили его, ещё пока он пребывал в своём вынужденном заточении на пятьдесят четвёртом. Страх за раненого Руфимова не исчез, но притупился — спокойное Аннино «всё будет хорошо, Паша» мягкой ладонью накрыло Павла, убаюкало сознание, и теперь он мог сосредоточиться на основном, на том, что по
— Где Васильев? — Павел оторвался от стены и посмотрел на Марусю. Чёрт возьми, это имя действительно шло этой маленькой, бойкой женщине, круглолицей, сероглазой, и он сам был уже готов назвать её так, но вовремя одёрнул себя. Вернул на лицо непроницаемую маску. — Проводите меня к нему, Мария Георгиевна.
— Григорьевна. Вы, наверно, Павел Григорьевич, когда вниз падали подстреленный, головой о плиту шандарахнулись. И крепко вас, должно быть, приложило.
Павел вспыхнул, а Маруся, как ни в чём не было, продолжила — уже на ходу, — потому стоять на месте эта женщина, видимо, не умела в принципе:
— Только время зря потеряете у этого Васильева, — она на секунду остановилась и бросила. — Ну что застыли, пойдёмте. Стенка без вас не упадёт.
Пока они шли до Васильева, а это было совсем рядом, каких-то десять минут ходу, Маруся успела рассказать Павлу, какие работы они сделали за те две недели, пока он жил в информационном вакууме, и где, конкретно, возникли проблемы. Когда она переключалась на рабочие моменты, язвительная насмешка в её голосе пропадала, и Павел забывал, что перед ним почти девчонка, за плечами которой полевых работ — ну, дай бог, лет пять. Но она была умна, и ум этот, острый, мужской, хоть и приправленный женской перчинкой, помимо воли располагал к себе. И всё же Павел продолжал упрямиться и иногда, отвлекаясь от темы и уходя мыслями в сторону, повторял про себя: «как только Боря там договорится, в первую очередь всех женщин отсюда наверх, пока всё не утрясётся».
— Ну вот и пришли, — Маруся толкнула дверь и вошла первой.
И тут же Павла оглушил тонкий, с нотками повизгивания голос:
— Что вы себе позволяете! Врываетесь без стука! Вы, Мария Григорьевна, забываетесь, кто вы такая! А вы никто! Никто тут! Только благодаря Руфимову здесь, а когда Руфимов умрёт…
Васильев, а кричал именно он, вдруг осёкся, выкатил большие голубые глаза, потерянно захлопал пушистыми светлыми ресницами. Павел выступил из-за спины Маруси, засунул руки в карманы, чувствуя, как они сами собой непроизвольно сжимаются в кулаки.
— Так что же будет, когда Руфимов умрёт?
Он старался говорить спокойно, но в душе волной поднимался гнев и чувство омерзения к сидящему за столом человеку. Высокому, крупному человеку с красивым породистым, пусть и слегка вытянутым лицом. Павел знал Васильева давно, но сейчас смотрел на него так, словно видел впервые. Васильев был постарше их с Руфимовым, ненамного, лет на пять или шесть. Когда их Руфимовым перевели с разрушенной Северной станции на Южную, именно он — Виталька Васильев, красивый, разбитной — помогал им вливаться в новый коллектив, и не просто учил, как приноровиться к суровому характеру их начальника, старика Рощина, но частенько и прикрывал их с Маратом косяки. А теперь? Человек, на которого он смотрел, не просто постарел на тридцать лет — как раз-таки годы были милостивы к Васильеву, — он сменил нутро, как заменяют старое масло в маслобаке ещё пригодного для работы двигателя.
— Так что же будет, Виталий Сергеевич, когда Руфимов умрёт? — повторил Павел свой вопрос, уже не пытаясь скрыть угрожающие нотки в голосе.
— Па-павел Григорьевич, — Васильев попытался приподняться со своего места, но не смог. Костяшки дрожащих пальцев, вцепившихся в край стола, побелели.
— По поводу того, что вы позволяете себе повышать голос на женщину, мы поговорим позже, Виталий Сергеевич, — Павел не делал никаких движений, чтобы приблизиться. Стоял там, где остановился. — А пока, будьте добры, приподнимите свой зад и приступите к выполнению своих непосредственных обязанностей.
— Я… я… — вытянутое лицо Васильева пошло красными пятнами, длинные ресницы задрожали, и губы его расползлись как у ребёнка, который вот-вот расплачется. — Павел Григорьевич, я не могу… я… там стреляют… я не подписывался на такое… я никуда не пойду…
Павел, не отрываясь, смотрел на Васильева, на лицо, которое даже такое, расплывшееся, в пятнах, было красивым и картинно мужественным. Наверно, раньше, до потопа, такие мужики снимались в кино, играли смелых офицеров и отважных солдат, рискующих жизнью во имя жизни — чёрт возьми, откуда эта нелепая тавтология. Как знать, может, и у тех актёров, за красивым фасадом скрывалась гниль. Как знать.
— Понятно, Виталий Сергеевич, понятно, — Павел ещё крепче, до боли сжал руки в кулаки и рявкнул. — А ну встать!
Его окрик подействовал на Васильева отрезвляюще. Тот поднялся, неуклюже упёрся крупными, тяжелыми ладонями о стол, сгорбился, опустив широкие плечи.
— Немедленно подготовить мне все материалы и отчёты за последние две недели. Протокол малой ревизии оборудования, дефектную ведомость, список корректирующих действий со всеми открытыми и закрытыми позициями и всё это ногами, слышите меня, ногами принести мне. Я буду в БЩУ. Выполняйте, — не дожидаясь ответа, Павел резко развернулся и бросил стоявшей рядом Марусе. — Пойдёмте.
— А вы, Павел Григорьевич, я смотрю, умеете, когда надо и характер проявить. Прям страшно, — язвительно пропела ему на ухо Маруся, когда за ними захлопнулась дверь Васильевского кабинета. — На всех нас здесь так орать будете или как?
— Послушайте, — Павел раздражённо повернулся. — Мария… — он опять запнулся, вспоминая её отчество. — Григорьевна. Пойдёмте уже.
— В БЩУ?
— Туда, да. Потом в реакторный. Быстро. Чего вы застыли?
— Это заразно, наверно, — тут же парировала она и, не дожидаясь, пока он найдёт, что ответить, устремилась вперёд лёгкой, чуть пружинящей походкой.
В БЩУ, или в блочном щите управления, как ему уже успела сказать Маруся, его ждали те инженеры, кто был на станции.
— Кабинет Марата Каримовича занят сейчас, а в БЩУ, пока обкатка не началась, вполне можно собраться временно, — пояснила Маруся, ещё когда они поднимались наверх в машзал, и Павел с ней мысленно согласился. Потом найдёт себе пристанище поудобней, да и нужно ли оно ему будет — тот ещё вопрос. В чём эта маленькая женщина и была права, так это в том, что бегать здесь придётся много, не один десяток километров день — это точно.