Башня. Новый Ковчег 4
Шрифт:
— Вас как зовут? — Ставицкий, не отрываясь, смотрел на лицо-маску. Для этого приходилось задирать голову — майор был высок и худощав, хотя впечатления худого и слабого человека не производил. Напротив, от его гибкого, стройного тела веяло силой — древней силой воина, одинокого степного волка.
— Майор Караев.
— А имя?
— Тимур.
— Тимур, вы поступаете в моё распоряжение. Я бы хотел, чтобы вы лично возглавили мою охрану. Согласны?
— Я готов! — ничего не изменилось на жёстком лице. Вот такая охрана ему сейчас и нужна. Сергей оценил, как майор чётко и без лишних вопросов и сантиментов исполнял все его указания.
— Прекрасно. Пойдёмте со мной. Вся группа. И девочка тоже, разумеется. Обыщите её, у неё должен быть пропуск
Квартира Савельева была выше. Завтра Сергей распорядится, чтобы перевезли кое-какие его вещи. Маму, пожалуй, он оставит в своём прежнем доме, а сам… Интересно, а Павел знал, что ему вместе с должностью в Совете выдали те самые апартаменты, которые когда-то занимал дед Сергея, Кирилл Андреев. Или так и не поинтересовался? Сергей решил, что вряд ли. Павла никогда не интересовала история его семьи. Возможно, это его и подвело. Что ж, теперь справедливость восстановлена. Он забрал у Павла всё — должность, власть, даже дочь. Теперь он заберёт и его квартиру. А потом, очень скоро, и его жизнь. И тогда справедливость окончательно восторжествует.
Перед ним снова замелькала череда его предков. Величественный прадед Алексей. Надменный дед Кирилл. Их лица с одобрением и гордостью смотрели на своего потомка. Следом возникло бледное, красивое лицо его отца, Анатолия. Он улыбался.
— Я смог, папа, — пробормотал Сергей. — Я смог. Теперь ты можешь гордится мной. Я — Андреев.
Он снова почувствовал себя маленьким щуплым мальчиком, ребёнком в нелепых очках, который восхищался своим отцом и отчаянно пытался заслужить его одобрение. И вот, наконец, заслужил. И Сергей улыбнулся своему отцу — счастливо, по-детски, слегка смущённо. Теперь он получил это право, о котором так часто говорил его отец, право быть Андреевым.
Глава 11. Мельников
Кровь стучала в висках, пульсировала, от бешенства сводило скулы. Что он себе возомнил, этот Ставицкий или, как там его, Андреев. Псих, форменный псих! Теория эта его. Аристократы, альфы, омеги. Элита, мать его.
Олег уже покинул зал заседаний, миновав приёмную, в которой в глазах рябило от людей в военной форме, и теперь шёл по коридору быстрым лёгким шагом. Наверно, со стороны он выглядел спокойным и уверенным — сказывалась выработанная годами привычка держать себя в руках, — но это только со стороны. На самом деле ему приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы сдержаться, не перейти на бег. Хотелось поскорее покинуть рабочую часть этажа, уйти от бесконечной вереницы тянувшихся по обеим стенам дверей, вырваться в жилой сектор, к мосткам и лесенкам, соединяющим пятачки пешеходных зон, добраться до апартаментов, окна, балконы и террасы которых были повёрнуты к зелени парков и садов, пройтись до этих самых садов, заботливо разбитых по периметру этажа вдоль стеклянной стены, через которую в Башню уже заглядывали сумерки наползающего вечера.
Останавливало его то, что он то и дело натыкался на военных. Они сновали туда-сюда, группами по два-три человека, и, казалось, заполонили собой весь этаж, необычно тихий в это время.
Мельников уже привык к тому, что после семи вечера жилая зона Поднебесных ярусов оживала: люди, сбросив с плеч груз рабочих забот, устремлялись в парки и рестораны, слышался женский смех, переплетающийся со звуками музыки, лавочки с узорными кованными спинками заполняла молодёжь, шумная и весёлая, под неброским светом декоративных фонарей, словно сошедших с экранов чёрно-белых фильмов, целовались влюбленные парочки.
Сегодня ничего этого не было. Этаж вымер. Люди, ещё не зная, что их ждёт, уже предчувствовали надвигающуюся опасность. Опасность, которую он и сам ощутил, там, в зале заседаний, слушая негромкий, вкрадчивый голос, который окутывал, накрывал душным и тяжёлым одеялом.
Олег опять вспомнил слова Ставицкого, ласково раскладывающего перед ним по полочкам свои замыслы, и на лбу проступила испарина. Руки сами собой сжались в кулаки.
«Разводиться с женой мне не надо, спасибо и на том, разрешил. Родословную мою он изучил. Размножаться я должен, в обязательном порядке. Материал ему сдать!» — от омерзения и бессилия Мельникову захотелось выругаться матом. В голос. Выплёскивая скопившееся раздражение и злость. И хотя материться он никогда не умел, считал это распущенностью и всегда, как мог, избегал нецензурной лексики, даже наедине с собой, сейчас как раз был тот редкий случай, когда именно это и требовалось. Когда уж было совсем никак.
Выйдя к одной из внутренних лесенок, чтобы спуститься на этаж ниже, где находилась их с Соней квартира, Олег на минутку замер, прислонившись к перилам, подождал, когда пройдёт очередной патруль, и достал планшет. Принялся торопливо набирать сообщение. Об аресте Величко, о том, что всё тут, наверху, под контролем Рябинина и Ставицкого. Сообщение он адресовал Руфимову, Савельев с Литвиновым должны были быть где-то рядом. Скорее всего. Во всяком случае Олег на это очень надеялся.
«Забудьте про Савельева. Его больше нет. Или почти нет. Вопрос времени», — всплыли в памяти слова Ставицкого. Эти слова давали надежду — возможно, людям Рябинина так и не удалось пока добраться до Павла, но они же и пугали. Вопрос времени. Ну да, конечно. Против всей армии долго им не выстоять.
Мельников нажал на кнопку «отправить» и поспешил вниз. Надо поскорее добраться до телефона. Позвонить на станцию из дома. Обязательно позвонить.
Он не успел преодолеть и пары ступенек, как планшет издал неприятный звук. Олег снова достал гаджет из кармана, торопливо провёл пальцем по экрану и чертыхнулся. «Сообщение не доставлено», — короткая красная надпись ударила в глаза. Что значит, не доставлено? Планшет Руфимова выведен из строя? Но пока они были в больнице, всё работало.
От нехорошего предчувствия у Олега засосало под ложечкой. Он чуть не сорвался на бег, но тут на лестничном пролёте показались военные, и Олег сдержался, не стал привлекать к себе внимание. Спокойно убрал планшет в карман и так же спокойно спустился, пройдя мимо солдат, которые так и застыли на площадке. Его не остановили. Возможно, не было приказа тормозить всех, а, может, ещё почему.
Олег попытался успокоиться, унять гнев, который бушевал в нём. Скольких сил ему стоило равнодушно слушать бредни спятившего Ставицкого, уму непостижимо. В какой-то момент Мельникову даже показалось, что Сергей Анатольевич издевается над ним, глупо шутит. Нельзя же всерьёз воспринимать эти старые учения. Но, увы, весь ужас был в том, что Ставицкий говорил серьёзно, и слова — евгеника, контроль за рождаемостью, естественный отбор, вдруг обрели совсем иное, страшное звучание.
Ещё и эта генетическая лаборатория. Ведь кольнуло же тогда что-то, когда он подписывал приказ о переводе Некрасова в отдел по изучению проблем генетики. Даже отметил себе где-то, что надо бы проверить, что там за исследования они ведут. Отметил и забыл. Не до Некрасова ему было. Навалилась чёртова уйма дел. С приостановкой этого самого закона на первый план вылезла нехватка средств, и Мельников все свои силы бросил на выбивание дополнительного финансирования из бюджета, постоянно спорил с Савельевым, а в оставшееся время мотался по больницам, стараясь рассчитать, как лучше распределить то, что удавалось выбить. Понятно, что финансирование генетических исследований Олег свёл к минимуму. Но, оказалось, что Некрасову и не нужны были его деньги, поток шёл напрямую через Ставицкого, который забрал в свои руки все финансы, и, прикидываясь стеснительным мямлей, плёл свои сети, вынашивал замыслы, достойные диктаторов прошлого. А он, Олег, даже и подумать не мог. Хотя, конечно, были сомнения насчёт очень уж странной смерти предыдущего главы финансового сектора Кашина. Были. Но доказательств он не нашёл, да и выдвинутая версия даже ему самому казалась слишком абсурдной. Кто мог подумать, что этот вечно заикающийся и шарахающийся от своей тени кузен Савельева, боящийся сказать лишнее слово в Совете, замыслил такое…