Башня. Новый Ковчег
Шрифт:
— Сейчас, — Кирилл потянулся и зевнул.
Идти работать не хотелось. Хотелось сидеть тут, на грязном полу в сортировочной у девчонок, слушать гул вентиляции и ни о чём не думать.
— Шорохов! Веселов! — снаружи раздался раскатистый голос бригадира. Что-что, а бас у Колобка был будь здоров, проникал в любые щели. — Опять у девок торчите! А работать за вас кто будет? Кто?
— Конь в пальто, — пробормотал Кир, медленно поднимаясь. Ленка тихонько захихикала.
— И учтите, лодыри, на этой неделе последнее предупреждение! Надоело за вами по всему уровню бегать! Ещё одно нарушение и штраф!
Колобок
— А чего сразу штраф-то? — возмутился Кир. — Мы вообще-то всё сделали.
— Чего вы сделали? Ну чего?
Колобок обернулся и почти уткнулся лысой башкой Киру в грудь. Шорохов был высокий, и бригадир едва доставал ему до плеча.
— Чего велели, то и сделали, — буркнул Кир.
Сегодня их с Лёхой заданием было окучить два десятка рядов картошки. Они осилили едва половину и свалили к девчонкам в сортировочную — отдохнуть и потрепаться.
— А чего? Имеем право на отдых, — заявил Лёха. — Законное.
— Дебилы, — Колобок устало помотал головой.
В свои девятнадцать лет Кирилл Шорохов слабо представлял, чего он хочет от жизни. Не работать — это точно. Во всяком случае не так, не на этих проклятущих грядках. Учиться, правда, ему тоже не хотелось.
Когда пять лет назад Кирилл окончил школу, с трудом одолев положенные семь классов, он буквально вздохнул с облегчением — век бы больше этот интернат не видать. Учёба ему не то чтобы не давалась, скорее уж было лень и неинтересно. К тому же в их компании ботаников не жаловали, за чрезмерную тягу к знаниям можно было и огрести, а Кир предпочитал быть на стороне тех, кто бьёт, а не тех, кого бьют. Родители его, конечно, были недовольны, особенно отец, но на отца не угодишь, ему всё, что бы Кир не сделал, было не так, да не эдак.
— Оболтус, — сердито вздыхал отец. — Другие, вон посмотришь, если не в библиотеку, то хотя в кино ходят, развиваются, а ты… только с девками по углам тереться, да с такими же дебилами малолетними по этажам бегать.
— Отстань от него, — заступалась за Кира мать. Но мать всегда за него заступалась.
Работать Кира после интерната определили сначала в пластмассовый цех разнорабочим (там же работал и отец), но буквально через две недели его отловил в туалете начальник цеха — Кирилл пытался толкнуть пакетик холодка одному чуваку с участка переработки. Холодком называли местный наркотик, который делали где-то несколькими этажами ниже — маленькие круглые таблетки с едва уловимым мятным вкусом, из-за которого наркотик и окрестили холодком. От одного-двух драже слегка кружилась голова и становилось весело, но от хорошей пригоршни крышу сносило не слабо. На холодке можно было как разориться, так и разбогатеть.
Это был первый и последний опыт Кира в дилерстве, опыт крайне неудачный и болезненный. Наркоту у него конфисковали, а от законного наказания спасло лишь то, что начальник цеха, Афанасьев, мужик хоть и жёсткий, но не злобный, не стал докладывать о его поступке выше.
— Исключительно ради твоего отца, паршивец, — начальник говорил тихо, медленно цедя слова сквозь зубы и не скрывая презрения. — Надеюсь, жопу он тебе надерёт так, что неделю не присядешь.
Отец чаяния Афанасьева оправдал: всыпал Киру от души, тот надолго запомнил. А потом ему ещё и Костыль добавил — местный дилер, который собственно его холодком и снабдил. Шестёрки Костыля Кирилла отметелили будь здоров, хорошо хоть зубы целы остались (Лёхе через пару лет повезло меньше), и потом Кир где-то ещё полгода отдавал деньги за непроданный товар. С процентами, разумеется.
Но из пластмассового цеха его вытурили. Пинком под зад — покатился прямо вниз, в теплицы, где и застрял на пять лет на картофельных и помидорных грядках, в душных и влажных подземных казематах, под вечным светом неестественно ярких ламп.
Наркотой торговать ему охоту отбили, но употреблять Кир употреблял. Не прямо чтобы очень часто, так время от времени — чтобы не выглядеть белой вороной.
— Будешь? — Лёха протянул Киру пакетик с несколькими таблетками.
После того как Колобок наконец-то ушёл к себе в контору, которая располагалась в центре этажа, они с Лёхой ещё несколько минут поделали для приличия вид, что усердно работают, а потом забрались подальше, за высокие кусты помидор, чтобы их никто не видел. Лёха громогласно объявил: «Технический перерыв» и достал из кармана пакетик с холодком.
— Ага, давай.
Кир не успел взять у Лёхи таблетки — за его спиной раздался знакомый сиплый голос:
— Чем травитесь, мелюзга?
— Чем и всегда, — Кирилл обернулся и презрительно сплюнул, стараясь попасть говорившему на ботинки. Принесла же нелёгкая ещё одного придурка.
Лазарева или Лазаря, как его все звали, в теплицах не любили. Высокий, худой, словно он состоял из одних только костей, обтянутых болезненно-жёлтой кожей, Лазарь был лет на пять старше Кира с Лёхой, но умом застрял где-то на уровне начальных классов. Пользы от Лазаря как от работника было мало, но он приходился дальним родственником бригадиру, потому его тут и держали.
Лазарь плюхнулся рядом с Киром, обдав того застарелым запахом мочи и пота. Кир почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
— Ну? — Лазарь протянул большую грязную ладонь.
— Чего ну?
Киру хотелось садануть Лазаря прямо в жёлтые вонючие зубы, но брезгливость пересилила. Даже дотрагиваться до этого ушлёпка было противно — потом век не отмоешься.
— А то! Со старшими надо делиться.
Лёха отсыпал в протянутую ладонь несколько таблеток.
— Мало, всё давай.
— Ты часом не…
Злые маленькие глазки Лазаря ещё больше сузились, превращаясь практически в щёлочки.
— Ща Колобка позову.
Он не блефовал, все знали — Лазарь может. Ему прямо удовольствие доставляло заложить кого-нибудь бригадиру, оттого особо с ним и не связывались. Лёха негромко выругался и сунул весь пакетик в протянутую ладонь. Прошептал едва слышно:
— Подавись.
Лазарь заржал. Потом открыл рот и высыпал зараз всё содержимое пакетика. Активно задвигал челюстями, громко причмокивая. Тонкая ниточка беловатой, слегка пузырящейся слюны покатилась по грязному подбородку. Выглядело всё это преотвратно. Кира замутило.
Лазарь закрыл глаза и откинулся к стене.
Он ещё какое-то время посидел рядом с ними, ждал, наверно, когда дурь ударит по мозгам в его тупой башке, хотя Кир сомневался, что у Лазаря вообще есть по чему ударять. Так оно, видно, и было, потому что спустя несколько минут, Лазарь, как ни в чём не бывало, открыл глаза, поднял руку и снисходительно потрепал Кира по плечу:
— Ну бывайте, мелюзга. В следующий раз, когда закидываться соберётесь, не забывайте дядю пригласить.
Он, кряхтя, встал и развалистой походкой пошёл прочь. Словно, и не выжрал почти полный пакетик таблеток только что.