Басилевс
Шрифт:
Так Руфус, Тарулас и Пилумн оказались в казармах аспургиан [266] , набранных, в отличие от воинов-фракийцев царской спиры, со всей Ойкумены, а Савмак, записанный в договоре как миксэллин из Танаиса, где их было больше всего, нанялся гиппотоксотом. Вскоре Тарулас и Пилумн стали лохагами, Руфуса назначили учителем борьбы, и только Савмак старался держаться как можно незаметнее, лелея мысль каким-либо образом добраться до Неаполиса. Что было совсем не просто…
Note 266
Аспургиане – одно из сарматских племен, дружественно настроенных к Боспорскому царству; А. командовали эллины или наемники-ветераны из
Таврика бурлила. Скифы царя Скилура, усиленные переселенцами с берегов Борисфена, постепенно вытесняемыми оттуда племенами сарматов, захватили Калос Лимен, Керкенитиду [267] , осаждали Херсонес и даже отдаленные крепости хоры Боспора. Богатые земледельцы боялись выезжать на свои наделы из-за летучих скифских отрядов, часто возникавших как привидения в предутреннем тумане и после скоротечной схватки, ограбив поместье, исчезавших так же мгновенно и бесшумно, будто их испаряли первые солнечные лучи. И только горький дым обугленных пшеничных полей да собачий вой, похожий на поминальный плач, еще долго витали над затаившейся степью, предупреждая боспорцев о нынешних и грядущих напастях.
Note 267
Керкенитида – город на месте современной Евпатории.
Юный царевич терпеливо ждал своего часа. Выйти из города было вовсе не просто, особенно для варваров и полукровок. Начальник царского следствия, он же спирарх [268] , Гаттион отличался маниакальной подозрительностью и невероятной проницательностью. Его сикофанты и агенты были вездесущи, а небольшие, хорошо вооруженные отряды на быстроногих лошадях денно и нощно прочесывали окрестности Пантикапея в поисках лазутчиков скифов и сбежавших рабов. Впрочем, таких смельчаков находилось немного – уйти от Гаттиона мог только удивительно счастливый человек, что среди рабов являлось исключением, а пойманных беглецов в связи с военным временем казнили сразу же. И Савмак, спрятав в глубине души свои чаяния, с удивительным стоицизмом ожидал, когда гиппотоксотов выведут за город, в степи, чтобы принять участие в боевых действиях против скифов. А там он – вольная птица…
Note 268
Спирарх – командир спиры.
– Гей, мой юный друг! – тяжеленная длань Пилумна достаточно нежно похлопала по плечу Савмака, но и от этого ласкового проявления дружеских чувств он пошатнулся. – Проснись! И пошли с нами. Сегодня большой праздник – выдали жалование. Одевайся.
Задумавшись, юноша не заметил вошедших в казарму друзей. Он горячо поприветствовал Таруласа, стоявшего поодаль с мрачной улыбкой, и обнял Руфуса, держащего в руках довольно объемистый кошель с серебром.
– Не думаю, что мой лохаг меня отпустит, – огорченно вздохнул Савмак, любовно оглядывая всех троих – они давно не виделись.
– Твой лохаг… – насмешливо фыркнул Пилумн. – Превеликие боги, этот недомерок-каллатиец посмеет тебя не отпустить? Это мы сейчас уладим, – и он исчез за дверью караульного помещения, где была клетушка лохага.
Возвратился он быстро, довольно улыбаясь и подмигивая всем по очереди.
– Держи, – Пилумн положил на ладонь Савмака чеканный жетон из бронзы, своего рода увольнительную для гиппотоксотов. – Можешь гулять до утра.
– Так сказал сам лохаг? – недоверчиво спросил Савмак, достаточно хорошо зная изменчивый и коварный нрав своего начальника.
– Конечно, – довольно заржал Пилумн. – Пусть попробовал бы ответить мне что-либо иное. По-моему, он и так шаровары намочил.
– Возьми меч, – посоветовал Тарулас, наблюдая за сборами Савмака. – Время сейчас смутное… – он поневоле залюбовался статным красивым юношей.
Одетый в парчовую, шитую золотом куртку, подпоясанную широким кожаным поясом с серебряными заклепками, и узкие шаровары – выходную одежду конных гиппотоксотов, среди которых было много варваров,
Харчевня неподалеку от агоры причислялась к престижным. Сюда хаживали в основном воины царской спиры, богатые владельцы эргастерий и известные всему Боспору ремесленники-художники: ювелиры, чеканщики и резчики по дереву. Штукатурка стен была расписана разноцветными растительными узорами, вверху, под самым потолком, висели на кованых гвоздях венки и повязки выдающихся атлетов, подаренные в разное время хозяину харчевни, обрюзгшему афинянину. Правда, большинство из них было подделкой, но кто и где об этом мог узнать? В дальнем конце на деревянных полках красовались лощенными боками ойнохои [269] , гидрии, кратеры, сверкало цветное стекло сирийских и египетских фиалов. Там же, на узких, наподобие стел, постаментах стояли мраморные изваяния эллинских богов, привезенные из Аттики еще дедом хозяина харчевни. Очаг находился в другом помещении, поэтому в обеденном зале витала прохлада, а воздух наполнялся ароматом засушенных трав, спрятанных в ниши. Вечерний свет мягко вливался в застекленные оконца, создавая домашний уют и располагая к дружеским беседам.
Note 269
Ойнохоя – кувшин с одной ручкой, длинным горлом и тремя стоками, позволяющими наливать вино сразу в три чаши.
– …Нет, что ни говори, а мне в Пантикапее нравится, – потягиваясь, словно сытый кот, сказал Пилумн. – Кормят, будто на убой, вино, правда, кисловатое, но зато от пуза, жалование приличное… беда только, что часто задерживают… Ну да ладно, мы привычные. А главное – кругом тихо, спокойно, воевать не с кем; лежи и поплевывай в потолок казармы. Не то, что было в Галлии [270] … Помнишь, Рут… кхм! Тарулас, как нас эти варвары загнали в ущелье? А потом запрудили реку? – он с видимым удовольствием рассмеялся. – Ну и поплавали мы, как водяные крысы. Сирийская ала [271] накрылась почти вся, а я грязью плевался еще с месяц. С той поры к воде у меня отвращение, потому и пью только вино, – отставной легионер приложился к фиалу, и все услышали звук льющейся жидкости.
Note 270
Галлия – историческая область между р. По, Альпами, Средиземным морем, Пиренеями и Атлантическим океаном.
Note 271
Ала – конный отряд в 500 или 1000 человек; обычно набирался из подчиненных Риму племен или наемников.
– Не накаркай, – лениво отвечал ему Тарулас. – В степи неспокойно, насколько мне известно. По-моему, скифы что-то затевают.
– А… – беспечно отмахнулся Пилумн. – Видывали мы всякое и тут не пропадем. Главное – здесь нет ищеек римского Сената.
– Убедил, – скупо улыбнулся Тарулас. – О чем задумался, Савмак? – вдруг спросил он юношу, в этот момент вспоминавшего свои детские годы.
Под пытливым взглядом лохага аспургиан Савмак смутился и поторопился ответить ему широкой обескураживающей улыбкой.
– Устал, – коротко ответил на вопрос и принялся за жаркое с таким аппетитом, что Тарулас невольно позавидовал ему: ах, молодость, сколько в ней невинных и понятных только человеку в годах услад.
– Наш юный скиф чересчур серьезно понимает службу, – снова вступил Пилумн, любовно поглядывая на Савмака. – Плюнь. Главная заповедь: не суйся, куда тебя не просят, и не паси задних, чтобы не подумали, что тебе зря платят жалование. И учись быстро бегать – в нашем военном деле эта способность всегда пригодится, – он хихикнул, подмигнув Таруласу. – Уж мы-то побегали…