Бастард
Шрифт:
Скупщик со щелчком задвинул меч в ножны, положил на стол и, порывшись в ящичках, плюхнул рядом пухлый кошель.
— Золотой, серебряными и медными монетами.
— Почему так мало?! — Выдохнул Орландо, подаваясь вперёд и упирая ладони в стол. — Да где ты видел подобные мечи?!
— Обычный островной клинок. — Ответил Скворци, задумчиво постукивая по перетянутой красным шнурком рукояти. — На архипелаге Полумесяца такие у каждого. Тем более, до меня дошёл слушок, о том, как ты мог его добыть. А ты знаешь, грязный товар сложнее сбыть. Ладно, дам три монеты, из уважения к Серкано. Как он там, кстати?
— Стареет. —
— Эх, это дело настигает даже лучших из нас. Удачного дня, парнишка.
— Угу.
Когда за ним захлопнулась дверь, Абдул вздрогнул и всхрапнув, дико заозирался, мучительно долго соображая, почему он здесь. Смачно зевнул, потянулся и встав заглянул в кабинет:
— Начальник, всё гладко?
— А? — Отозвался Скворци, поглаживая лаковые ножны. — Да… да, всё прекрасно, пошли гонца к герцогу Рондеро, у меня для него отличный товар в коллекцию, превосходный!
***
Орландо встал под раскидистым деревом у входа на рынок, сложил руки на груди, бросая острые взгляды на проходящих мимо. Деньги жгут карман. Он рассчитывал получить со старика меньше одного золотого, а три, уже целое богатство. Можно порадовать Серкано, да и себя, купить новую одежду, к примеру. Он оглядел тряпьё на себе, стянутое на поясе пеньковой верёвкой. Сандалии с протёртыми подошвами и прохудившиеся штаны. Рядом с ним последний попрошайка покажется бароном.
За пару медяков взял у лоточника горячий пирожок с мясом и пожёвывая пошёл вдоль торговых рядов. Продавцы при виде его морщатся, но заметив меч на поясе заметно добреют. Пусть парень и одет в рванину, но человек с мечом, особенно таким, явно имеет деньги. Вскоре Орландо обзавёлся свободной рубахой с глубоким воротом на завязках, штанами на широком поясе и обувью. Походя взял бутыль сладкого вина со специями, что разжигают кровь, самое то для вечно мёрзнущего старика Серкано, и одеяло из верблюжьей шерсти.
Остановился у дверей таверны, внутри играет музыка, а через распахнутые окна в нос бьют ароматы жареного мяса. Орландо сглотнул, помассировал живот и, покачав головой, через силу прошёл мимо. Не сегодня, может быть завтра или послезавтра, а сейчас тренировки. Да и пришло время кормить старика.
***
Вечером Скворци по обыкновению взялся заполнять учётную книгу, потягивая вино и закидывая в рот сырные полосы, предварительно окунув в мёд. Перо скрипит по бумаге, выводя аккуратные буквы одному ему известного алфавита, закончив строку скупщик неторопливо посыпает страницу мелким, как пыль песком. Так чернила быстрее высохнут и не размажутся. Абдул запер двери и отошёл в комнату, где завалился на топчан и мирно похрапывает. Скворци иногда замирает, прислушиваясь к звуку и удивляясь, откуда в этом гиганте столько страсти ко сну. Вроде бы весь день дремал, а дрыхнет, как крестьянин, пахавший с рассвета до заката.
За храпом не сразу заметил дробные шаги снаружи, спускающиеся по лесенке к входу. Вздрогнул, когда дверь дрогнула и жалобно затрещал засов. Абдул мощно всхрапнул и замолк, заскрипел топчан, и мавр показался в коридоре. В левой руке зажат массивный скимитар, впрочем, кажущийся игрушечным в сравнении с гигантом. Дверь дрогнула второй раз, с потолка посыпался мелкий мусор,
Первым вошёл тощий мужчина с длинными, до колен, руками, а следом ввалились пятеро в синих накидках Папской Гвардии. Абдул с рёвом бросился на них, занося скимитар для косого удара, что разрубит сразу троих. Длиннорукий скосился на мавра и небрежно выхватил шпагу, клинок шириной в два девичьих пальца сверкнул в полумраке. Рёв оборвался, охранник пронёсся мимо и безвольным куском мяса повалился на гвардейцев. Один не успел отскочить и скрылся под чёрным телом, колотя руками по мокрому от крови камню. Под Абдулом быстро растекается багряная, почти чёрная в полумраке, лужа.
Скворци медленно отставил бокал с вином глядя на длиннорукого, входящего в кабинет отряхивая шпагу. Незваному гостю пришлось наклониться, ростом он, на удивление, не уступает Абдулу.
— Д-добрый вечер, господин Гаспар. — Выдавил Скворци, через силу растягивая губы в улыбку. — Чем обязан вашему визиту?
— Да так, ищу старого друга.
— Б-боюсь ничем помочь не могу… — Начал скупщик и поперхнулся, заметив в руках вошедшего следом гвардейца катану. Ту самую, что он продал сегодня. — Господин, я правда не знаю где он.
— О, мой маленький друг, нам будет полезна любая информация. — Ответил Гаспар, улыбаясь, в полумраке сверкнули по-волчьи удлинённые клыки и Скворци судорожно сглотнул. — Тем более, разве я поверю, что ты не разведал всё что мог? Ты ведь Амалио Скворци! Ты обожаешь знать всё, о том, с кем работаешь!
— Н-но господин… я с ним не работал! Он просто зашёл пару раз, занять и вернуть долг!
— Конечно, я тебе верю. Даже поверю, что риттера, который изнасиловал твоего племянника, убил не Серкано. Конечно.
Гвардейцы встали у стола полукругом, а Гаспар навис над ним, чуть разведя руки в стороны и улыбаясь. Он напоминает паука, что готов вгрызться в увязшую в паутине добычу. Скворци сжался в кресле, втягивая голову в плечи и боясь поднять взгляд.
— Ты расскажешь мне всё, маленький торгаш и ни разу не солжёшь. Ведь кровь не умеет врать.
Глава 9
Серкано проснулся в полной темноте, старые кости ноют в предчувствии дождя. Ветер путается в ветвях, склонившихся над крышей, шелестит листвой. Туман заполняющий разум последний год отступил, и он ощутил себя почти прежним. Только слабость никуда не делась, мерзкая и тягучая, словно застывающий битум, она обволакивает конечности, забивает сердце…
Шаги. Старик застыл, прислушиваясь, определённо снаружи кто-то есть, несколько человек. Идут медленно, переговариваются.
***
Гаспар остановился, глядя на хибару, спрятавшуюся среди деревьев близ моря. Жалкое зрелище. Трудно поверить, что здесь ютится лучший клинок эпохи, однако мертвецы не врут. Провёл большим пальцем по нижней губе, стараясь стереть гадостный привкус крови. Трое синих плащей встали по бокам, держа шпаги опущенными. Ветер запутывается в коротких стрижках, полная луна придаёт лицам болезненную бледность, а глазам лихорадочный блеск.