Бастард
Шрифт:
Прошелся по поляне и вышел к берегу Гаронны. Мы следовали как раз против ее течения. Река как река, довольно широкая и быстрая. Наш берег пологий, а противоположный вода подмыла, и образовался обрыв. Густые рощи по берегам. Через несколько километров русло сузится, и будет паромная переправа. И соответственно поселение при ней. Надо подумать, как его объехать.
— Ох, и рыбалка, наверное, здесь… — восхищенно заявил я, приметив, как здоровенная рыбина шлепнула хвостом по воде, подняв легкую волну.
Искупаться, что ли? Вечер,
— Тук, Франсуа! Бегом ко мне! Купаться будем! — заорал я, принявшись стягивать ботфорты.
— О, это дело! — радостно заявил Тук, который стал гораздо чистоплотнее под моим влиянием. И тоже стал раздеваться.
— А тебе что, особое приглашение надо? — спросил я мальчишку и, не дожидаясь ответа, приказал: — А ну, скидывай одежонку.
— Я попозже, — пояснил Франсуа. — Я тут добро посторожу. Негоже без присмотра оставлять. Да и посуду надо помыть.
— Ну, как знаешь. — Я попробовал ногой воду и с разбегу прыгнул в реку. Вынырнул и погрозил кулаком мальчишке: — Чтобы потом обязательно вымылся. Смотри мне!
— Обязательно… — Франсуа собрал посуду и ушел за камыши, напоследок пояснив свои действия: — Я подальше мыть буду, вы же здесь купаетесь, ваша милость, так что не буду воду поганить.
— Тук, тебе не кажется, что он немного странный? — поинтересовался я у шотландца, уже обсыхая на берегу.
— Не… монсьор. Я с ним поговорил. Просто мальчишкой отец не занимался. Одна матушка. В монастырь его готовили, вот он и неприспособленный. Ничё… Жилка, кажись, в нем есть, а дурь я из него быстро выбью. Шкура у него, чай, не железная. Хороший парень, монсьор, не сомневайтесь. Все на лету схватывает. А хилый, потому что наголодался. На моего покойного братишку похож… — неожиданно добавил Тук и смутился.
Ага… Вот и объясняется расположение шотландца к Франсуа. Хотя ничего плохого я в этом не вижу.
— Смотри сам. Осторожней с ним пока. Совсем же хиленький… Вот отожрется, тогда и бери в оборот.
— Ага… — Шотландец быстро плел из ивовых прутьев какую-то конструкцию.
— Это ты на рыбу?
— Ну да. Свеженькой побалуемся.
— Это дело.
Меня прямо подмывало порыбачить, но как-то я крючками и лесой позабыл запастись в Тулузе. И как назло, булавки подходящей нет. Ничего, как до первого кузнеца доберусь — закажу. Рыбалить я люблю, дворянское положение и Средние века вокруг совсем не повод забрасывать любимое занятие.
Из кустов вылез Франсуа. Он нес отдраенную до блеска посуду, а по влажной одежде и мокрым волосам было видно, что он действительно купался.
— Вымылся?
— Я это… когда мыл, в воду свалился, вот и пришлось заодно искупаться. — Паренек тряхнул мокрыми волосами и, глянув на меня, опять слегка покраснел.
— Да что ты постоянно краснеешь, парень? — Я голяком развалился на песке позагорать под вечерним солнышком, а бельишко вывесил на кусты подсушиться. — Прям девчонка какая. Стой… А ты уже девок пробовал?
— Пробовал… и не одну! — важно заявил Франсуа и поспешил ретироваться.
Врет пацан… Однозначно врет. Ну ничего, это дело поправимое. В первом же городе станет паренек мужиком. Лично за уши в бордель оттащу. И куда стеснительность денется…
Тук, к моему большому удивлению, наловил по камышам своей примитивной плетенкой полтора десятка средних — сантиметров по сорок длиной — речных угрей.
Тут я не удержался и, хотя уже начинало смеркаться, принялся за готовку. Рыбу выпотрошил и вымыл под моим присмотром Франсуа. Затем я уже сам, присыпав тушки солью с перцем и сушеными травками, завернул их в лопухи и плотно обмазал глиной. Ну и в костер, конечно.
Тук, и особенно Франсуа, следили за мной со священным трепетом. Ничего себе! Сам господин решил их накормить.
Через полчасика, после того как я расколотил запекшуюся глину и раздался божественный аромат испеченной рыбы, нас уже не смог бы оторвать от еды сам Всемирный Паук со всем своим войском.
Сказать, что рыба получилась вкусная, — ничего не сказать. А с винцом… В общем, божья благодать и пища богов.
С набитыми желудками завалились спать. На этот раз я все же решил выставить посты. И так пока филонили безбожно. Когда-нибудь такая беспечность выйдет нам боком.
Первым дежурил Франсуа, его я обязал нести службу до полуночи. Все равно больше не высидит, парень на глазах засыпал. Вооружил его арбалетом, но главным оружием у пацанчика являлся голос. Он должен был вопить как резаный при малейшей опасности. После Франсуа бдит Тук, почти до рассвета. Сам вызвался. А затем уже я.
Часы отсутствовали, так что пришлось обойтись луной. Но, думаю, справимся.
Сон пришел, как всегда, незаметно…
— Почему вы уезжаете, мама? Неужели нельзя не подчиниться? — с отчаянием обращался я к очень красивой женщине, одетой в глухое черное платье и с такого же цвета покрывалом на голове. Женщина поражала своей красотой, хотя ей было уже далеко за сорок. Правильные тонкие черты лица и огромные синие глаза с длинными пушистыми ресницами делали ее похожей на сказочную фею.
— Так надо, сын… — Моя мать осторожно промокнула батистовым платочком набежавшую слезинку. — Я знала, что ты придешь меня проводить, мой мальчик.
— Я тебя увезу…
Мать прервала меня жестом руки и строго сказала:
— Я тебе уже сказала. Так надо. Ты уже не маленький и должен понимать. Нашему роду нужен наследник. Законный наследник. У твоего отца есть единственный путь заставить понтифика отозвать отлучение.
— Я понимаю, но очень хочется постоянно видеть тебя рядом, мама…