«Батарея, огонь!»
Шрифт:
Сразу же после отхода противника я выстрелил белой ракетой, что означало переход на запасные позиции. Герасимов завел двигатель, машина тронулась, и тут метрах в тридцати впереди вражеский снаряд ковырнул землю и рикошетом ушел в сторону!
— Выжать правый! — мгновенно выдал команду.
Машина резко свернула, и в то же мгновение рядом на высоте башни пронесся снаряд! Но врезался он уже не в нас, а в вековой явор за нашим окопом. Удар был такой силы, что отщепил почти половину ствола могучего дерева.
— Наш был снаряд, — невесело пошутил заряжающий Коля Свиридов.
Только успели поставить
Через несколько минут обе самоходки были на указанном месте. А там уже полыхал «тигр»! Но горела и самоходка Статнова! Однако четыре вражеских танка продолжали продвигаться к КП полка, и противостоял им в единоборстве лишь экипаж командирского танка лейтенанта Шишкова! Наши две самоходки почти одновременно ударили по головному «тигру»! Танк загорелся, полыхнув черным дымом с огнем! Остальные, отстреливаясь, начали отходить. За ними отползала и пехота, прижатая к земле огнем взвода управления и разведчиков, оборонявших штаб.
Атаки на слабые места нашей обороны, обстрелы командных пунктов и тылов насторожили наше командование. Разведчики Солдатова прочесали все село и на звоннице церкви обнаружили двух вражеских радистов-разведчиков, оставленных немцами при отходе. Долго они не сдавались, полагая, что подойдут свои и освободят их. Но когда подогнали танк и предъявили последний ультиматум, пришлось им спуститься и выйти с поднятыми руками. Это были эсэсовцы. На допросе они показали, что ночную атаку командование противника восприняло как удар танковой армии.
В течение 23 ноября бригада и полк отбили еще три атаки танков и пехоты противника. Ястребню удалось удержать. Только к ночи все успокоилось, и мы смогли немного передохнуть, поговорить, обсудить прошедшие бои. Василий Васильевич рассказал о тяжелых боях в Ястребеньке.
— По танкам они превосходили нас примерно в пять раз, по пехоте — в три. Да еще от бомбардировки и артналета мы понесли большие потери; сам знаешь, не успели мы оборудовать окопы ни для людей, ни для машин. А бомбить налетело около тридцати «юнкерсов»! Много погибло, многие были ранены. От командира самоходки Паракатика, он всего два дня как прибыл в полк, после обстрела шестиствольными минометами ничего не осталось, даже клочка шлема не нашли. Отражая последнюю атаку, погиб механик-водитель командирского танка Коля Гречин. Да что там говорить, все дрались насмерть! Когда 69-я мехбригада наносила удар по частям, вклинившимся между Ястребенькой и Дубровкой, контратаку поддерживали наши экипажи — Погорельченко (я был в его машине), Статнова и Колесникова. Пришли ребята на помощь — и сами попали в тяжелое положение! Самоходка Колесникова сгорела, сражаясь с «пантерой», экипаж, слава богу, спасла пехота, а то быть бы им в лапах немцев, те уже начали окружать машину. Экипаж Статнова подбил два танка, но тут им самим досталось, еле-еле ребята на неисправной самоходке, задним ходом выбрались из смыкавшихся клещей. Погорельченко, прикрывая отход Статнова, один танк смог уничтожить, но сами мы попали под фланговый огонь танков. Машина загорелась, трое были ранены, истекали кровью, но все как-то выбрались через аварийный люк и чудом смогли доползти к своим. Да и вам, как я понял, в этой роще на высоте тяжело досталось, — закончил свой рассказ Василий Васильевич.
О себе, как всегда, зампотех ничего не сказал, но от других мы уже знали, что он, когда был убит Коля Гречин, заменил водителя, а потом помогал выползать с поля боя раненым.
В боях за Ястребеньку погибла и санинструктор семнадцатилетняя Валя, та самая Валя, которая пристала к нашему эшелону на станции Льгов-ll. Мы даже не знали ее фамилии и была ли она зачислена в полк приказом. Не удалось мне уточнить это и после войны в архиве Министерства обороны, так как все документы 1454-го
Около полуночи, обходя позиции, мы с Ишкиным вдруг услышали автоматную стрельбу и собачий лай. Прибежав на край села, увидели капитана Солдатова с разведчиками, они поджидали возвращения группы Миши Потемкина, ушедшей в занятую немцами Ястребеньку, и теперь бросились к месту стрельбы, которая уже приближалась к селу. Побежали и мы. Из темноты навстречу нам двигалась группа потемкинцев, на плащ-палатке они несли раненого и вели плененного фельдфебеля с кляпом во рту и связанными руками. Как рассказал Потемкин, им удалось в темноте незамеченными войти в село и спрятаться на чердаке хаты Дмитрия Литвинчука; на вторую ночь тихо взяли «языка», но немцы вскоре спохватились: пропал фельдфебель! По следу пустили собак. Около ветряной мельницы завязался бой. Кочетков, прикрывая отход разведчиков с «языком», автоматным огнем и гранатами уничтожил трех преследователей и двух собак.
Ранение Кочеткова оказалось тяжелым, и он вскоре скончался. Погиб он как герой, дав время своим товарищам оторваться от преследования врага. Похоронили разведчика на местном кладбище со всеми воинскими почестями.
От неудачных атак враг свирепел и непрестанно обстреливал наш участок обороны. На моих глазах 24 ноября от разрыва тяжелого снаряда погиб командир самоходки Георгий Глухов.
Почти до середины декабря мы малыми силами с незначительным пополнением стрелковых подразделений отбивали многочисленные атаки немцев, зачастую наступавших сразу с трех сторон. Приходилось оперативно перебрасывать самоходки и танки с одной позиции на другую.
Вечером перед уходом из села в батарею зашел уточнить потери помначштаба полка по строевой Глуховцев. Передал ему данные и спросил:
— Петр Андреевич, какие у нас потери за последнее время?
— Если начиная с Попельни, то бригада и полк потеряли больше ста человек. А в технике: из тринадцати самоходок полка, вошедших в Брусилов 19 ноября, осталось только три.
Тяжело мне стало...
В прифронтовом лесу
В Левоновку прибыли к полудню — грязные, усталые, насквозь промокшие, даже в сапогах хлюпала грязь. Разместились по хатам и — чудо! — до конца дня успели просушить и одежду, и обувь, еще и помыться и хорошенько обогреться! И все благодаря доброте и гостеприимству жителей этого украинского села. За несколько часов в каком-то сарае соорудили нам баню с парилкой из раскаленных камней — да такую, что помыться смог весь полк! Грустно было прощаться с добрыми, радушными жителями, до сих пор с благодарностью вспоминаю теплоту и заботу, подаренные нам селянами в то суровое время.
В Левоновке мы получили от маршевых батарей, прибывавших на фронт, новые самоходки СУ-85. Теперь в батарее было, как и положено, пять машин. Жалко нам было расставаться со старой самоходкой, была она нашим верным другом в тяжких кровопролитных боях. Больше всех переживал водитель Ваня Герасимов, он трижды обошел вокруг самоходки, гладил ее броню. А Валера Королев долго не сводил глаз с пушки — прощался. Не хватало нам на новой машине восьми красных звезд за каждый уничтоженный «тигр», и еще не было на ней боевых шрамов — заваренных пробоин, выбитых рикошетом полос и вмятин, памятных обстоятельствами боев, в которых они были получены. Но исподволь мы стали привыкать к новой машине и чувство утраты постепенно улеглось.