Баттонскилл: Карта, мобы, два скилла

Изотов Александр

***

Рука теребила в кармане мобилу. Ушёл ещё один троллейбус, на прощание фыркнув пневматикой, а я всё так и стоял, подставляя лицо июньскому солнцу. Домой не очень-то и хотелось…

Я уже успокоился после универа, и теперь проблемы виделись гораздо яснее. Надо что-то думать.

«И всё бы ничего, и всё же ещё бы чего-то…» – из наушников лилось прямо в тему. Действительно, ещё бы чего-то вроде штампа в зачётку.

Интересно, оставят меня на осень, или после сегодняшнего в деканат только

за документами? У меня ведь из-за этой экологии и экзамен один не закрыт, преподы там все друзья не разлей вода.

Я вздохнул.

Грёбаный штамп. Козлы!

Есть ещё, конечно, вариант. Платная учёба, и мне на неё намекают. Вот только там такие бабки!

Где б их взять, эти бабки? Тётя не вылезает со своих вечорок, дядька тоже, а денег как не было, так и нет. Прилепились к своему заводу, будто другой работы в жизни не существует.

И меня туда прочат: «Гера, пойдёшь, как все».

«Устроим хоть слесарем, а там переведёшься куда-нибудь, потом в мастера пойдешь. Сейчас время такое, стариков на пенсию отправляют, молодёжь нужна».

Нужна. Всегда нужна.

А дядька как-то проговорился, что на завод он, оказывается, временно пришёл. Перекантоваться, когда в институт не поступил. И уже двадцать с лишним лет кантуется.

«Рабочие хорошие, знаешь, как ценятся? То-то же. Мужик должен быть с руками, а не вот эти вот твои… игрушки-стрелялки».

И тётя со своим вечным нервозом, мастер с ненормированным рабочим днём. «Гера, это же престиж».

«Это жизнь! У всех людей так, надо жить обычной жизнью!»

А в наушниках певица будто целилась в самую душу: «Какой же глупый график: работа-дом-работа…»

– Не хочу, – сказал я вслух, и ветер подозрительно стал щипать глаза, – Мне оно нафиг не надо, вот так всю жизнь.

Сказал, видимо, слишком громко.

Рядом бабулька, типичная такая – платочек, совковое пальто (и это в июне!), в руке набитый крупами пакет. Зыркает в мою сторону и осуждающе качает головой. Уж не знаю, что подумала эта старушка, но показалось, она насквозь меня видит – со всеми хвостами и неудами, со всей моей «обычной» семьёй.

Тяжко вздохнув, я попытался представить отца и маму.

Я их не помнил, а тётя сказала, что погибли на гастролях, на севере. Маленькому Гере, то есть мне, тогда едва исполнился год…

Как говорила тётя, отец был знаменитым певцом и гитаристом, и даже основал свою группу. А мама – его продюсер и муза.

Чекановы Николай и Любовь. И была у них любовь…

Тётка мне показывала старые фотки, их почему-то осталось очень мало. Со вздохом я вспомнил, что так и не нашёл в инете упоминания о группе «Чеканная монета».

«Да, знаешь, это же такое время. Интернета почти не было, ну, ты знаешь…» – железный аргумент тёти, – «Не трать на это время, не береди душу».

Снова и снова втайне от неё я искал всё по запросу «Чеканная монета». Вот недавно тоже всё облазил, но сейчас по этому запросу отсылки только к популярному сериалу.

Безрезультатно, в общем – никаких контактов не осталось от папиных и маминых коллег, как будто вырезали из жизни.

И даже мне досталась мамина девичья фамилия: Гончаров. Я усмехнулся – вот Чеканов Георгий наверняка бы сдал экологию без проблем.

«Восемнадцать исполнится, поменяешь!» – тут тётя была категорична.

Я, конечно, пробовал в детстве поиграть на гитаре. Но талант у меня был нулевой, музыкой так и не проникся, хотя послушать хорошую песню всегда люблю.

– Ка… там… нок…

Какие-то звуки врывались сквозь голос певицы, и я не сразу сообразил, что меня зовёт эта старушка, стоящая рядом. Пришлось снять один наушник.

– А?

– Какой там номер идёт, сынок? – услышал я скрипучий голос.

Что удивительно, бабулька даже не стала ворчать на «молодёжь, которая вечно заткнёт свои уши».

– Семнадцатый, – ответил я.

– О! Усиленная семёрка. Чудеса-то какие! Твой, что ли?

Я слегка удивился, но вежливо кивнул в ответ.

– Ну, да-а…

Что-что, а уважение к возрасту мне привили. Странная бабка – остановка студенческая, а она тут стоит с полным баулом, будто с рынка. А ведь ближайший далековато будет.

– Тебе и годков-то семнадцать, наверное?

Мне опять пришлось кивнуть. Внутри уже покачивался смех – прикольная бабуля, прямо экстрасенс. Захотелось достать мобилу и снять, годный контент получится.

– И штамп ставят, – старушка не отрывала от меня взгляда.

А вот эти слова заставили меня вздрогнуть.

– Извините, что вы сказали?

– Говорю, в библиотеке штамп всегда ставят на семнадцатой странице.

Я нервно выдохнул. Надо что-то делать со своими хвостами, так и параноиком станешь.

– Там ты ключик и найдёшь, – старушка кивнула, будто отвечала на какой-то мой вопрос, – На семнадцатой странице.

– Извините, – усмехнулся я, – Вы о чём говорите?

Она загадочно улыбнулась.

Тут подошёл, наконец, троллейбус, обдав остановку облаком пыли, и я всё-таки решил заскочить. Да ну её, эту бабку странную – одним метким словом чуть с ног не сбила.

А вслед донеслось:

– А ты всё в нюбсах ходишь. Отец у тебя топом был, весь сервер нагибал, и в свои семнадцать имперский рейд от вайпа…

Голос старушки потонул в треске салонного динамика:

– Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка – Центральный Автовокзал.

Я повернулся, продолжая стоять на ступеньке, и ошарашенно вытащил второй наушник. По спине побежали мурашки…