Батум
Шрифт:
как струны. Адъютант. Что прикажете ответить полицеймейстеру, ваше превосходительство? Губернатор. Прежде всего, чтобы он телеграфировал внятно. Внятно-с. Адъютант. Подробности? Губернатор. Ну да... э... нет, нет! Только, бога ради, без этого слова! Я
его хорошо знаю: он накатает мне страниц семь самых омерзительных
подробностей. А просто - внятно. Что там и как. Адъютант. Слушаю. (Выходит.) Губернатор (над газетой). Но какого смысла? Вот в чем весь вопрос и штука! Адъютант (входит). Телеграмма, ваше
полицеймейстер города Батума". Губернатор. Сколько? Адъютант. 375. Губернатор. Гм... И опять - не угодно ли! Уволил! Почему уволил? Зачем? Ведь
он целую, так сказать, роту уволил. Позвольте, этот Вайнштейн... это...
э... управляющий? Адъютант. Так точно. Вайнштед. Губернатор. Это безразлично. А важна, опять таки, причина увольнения и смысл
его. Смысл! Запросить. Адъютант. Слушаю. (Выходит и через короткое время возвращается.) Срочные,
ваше превосходительство. Губернатор. Да, да. Содержание. Адъютант (читает). "Вследствие падения спроса на керосин жестянках на заводе
Ротшильда Вайнштейном уволено 390 человек. Подпись: корпуса жандармов
ротмистр Бобровский". Губернатор. По крайней мере, ясная телеграмма. Толковая. Неприятная, но
отчетливая телеграмма. Но, позвольте, тут уж кто-то другой, какой-то
Вайнштейн? Адъютант. Это тот же самый, просто в одной из телеграмм ошибка. Губернатор. Но в какой из телеграмм? Адъютант. Затрудняюсь сказать, ваше превосходительство. Губернатор. Ну конечно, это все равно. А важно вот что... гм... "Падения"...
Полицеймейстер телеграфирует - 375 человек, а ротмистр - уже 390...
Впрочем, и это не важно, а важно... э... Вторую телеграмму, пожалуйста. Адъютант (читает). "На Сидеридисе неспокойно. Умоляю обратить внимание.
Подпись: Сидеридис". Губернатор. Так. Прежде всего, кто этот, как его?.. Адъютант. Сидеридис, ваше превосходительство. Губернатор. Ах да, завод. Адъютант. Так точно, керосин. Губернатор. И обратите внимание на стиль: "Сидеридис", "на Сидеридисе"... И
опять это противное слово "неспокойно". Что это за пошлую манеру они
взяли так телеграфировать! Не всякая краткость хороша. "Умоляю"! Вместо
того чтобы умолять, он бы лучше толком сообщил, что там такое.
Запросить объяснения. Адъютант. А на телеграмму Бобровского? Губернатор. А что же на телеграмму Бобровского? Что-с? "Падения". Что же я
тут-то могу поделать? Не закупать же мне у него керосин! Законы
экономики и... э... К сведению. Адъютант. Слушаю. (Выходит и вскоре возвращается.) Помощник начальника
жандармского управления полковник Трейниц. Губернатор. Да, да, да, пожалуйста. (Входящему Трейницу.)
видеть, Владимир Эдуардович. Трейниц. Здравия желаю, ваше превосходительство. Губернатор. Прошу садиться, полковник. Я пригласил вас специально, чтобы
серьезно побеседовать насчет Батума. В течение самого короткого времени
этот прелестнейший, можно сказать, уголок земного шара превратился черт
знает во что! Трейниц. Да, в Батуме нехорошо. Губернатор. Ну, вот видите! Сегодня меня буквально завалили телеграммами,
одна неприятнее другой. Вдруг начал вопить этот... э... Сидеридис. Это
какое-то непрерывное напряжение. Я уж говорил, нервы как струны.
Вибрация... Нужно уяснить причины батумских явлений. Ведь они имеют
какой-нибудь корень. Трейниц. Как же. Мне лично корни батумских явлений уже ясны. Губернатор. Ну, вот видите, как хорошо. Так в чем же там суть? Трейниц. По моим сведениям, в Батуме сейчас работает целая группа агитаторов
во главе с Пастырем. Губернатор. Пастырем? А это еще кто? Пастырь... Трейниц. Это - некий Иосиф Джугашвили. Губернатор. Джугашвили... Кто же он такой? Трейниц. Года три тому назад его, ваше превосходительство, исключили из
Тифлисской семинарии за неблагонадежность. После этого он в течение
некоторого времени работал в Тифлисе же, в обсерватории. Очень скоро
сказались первые плоды его деятельности, в том числе организация
социал-демократического кружка на заводе Карапетова, забастовки на
конке и в железнодорожных мастерских и, наконец, прошлогодняя
первомайская демонстрация. Впрочем, всего не перечислишь. Губернатор. Я не могу понять, простите, как же тифлисский... этот... розыск
не ликвидировал этого музыканта сразу? Трейниц. Почему музыканта, ваше превосходительство? Губернатор. Вы сказали, служил в консерватории? Трейниц. В обсерватории. Губернатор. Да, да. Но это безразлично. А как же они так? Э... не
обезвредили?.. Трейниц. Они потеряли его, ваше превосходительство. Губернатор. Ай-яй-яй! Да как же так? Ведь они должны же были... Трейниц. Ну, формально они сделали что полагается. В том числе бесплодный
обыск. Они отнеслись неряшливо к этому лицу, плохо взяли его в
проследку, н он ушел в подполье. Губернатор. Ай-яй-яй! Трейниц. Да вот, не угодно ли. На мою телеграмму о приметах они отвечают
буквально (вынимает из портфеля листок, читает): "Джугашвили.
Телосложение среднее. Голова обыкновенная. Голос баритональный. На
левом ухе родинка". Все. Губернатор. Ну, скажите! У меня тоже обыкновенная голова. Да, позвольте!
Ведь у меня тоже родинка на левом ухе! Ну да! (Подходит к зеркалу.)
Положительно, это я! Трейниц. Ну, не совсем так, ваше превосходительство. Дальше телеграфирую: