Батюшка. Святой выстрел
Шрифт:
– Я-то? Сопровождал. Я же тут вроде церковного старосты. Вы, стало быть, с инспекцией приехали? – предположил Прохор Петрович. – Отец Федор справил все как надо. Очень у нас люди довольны остались. Он и священное писание подарил, и две иконы в храм. Нет у нас к нему претензий. Да что мы все разговариваем-то? Давайте я вас с дорожки хоть чаем напою. Небось замерзли.
– За чай спасибо, – улыбнулся отец Василий, решив, что за чашкой и беседа пойдет доверительнее.
– А покрепче ничего нет? – весело поинтересовалась журналистка.
– Этого
Отец Василий дернул Бестужеву за рукав и укоризненно покачал головой.
– А вы, Прохор Петрович, что же, бобылем живете? – спросил он осторожно.
– Вот от этого и живу, – тихо ответил хозяин, ставя на деревянную дощечку закопченный алюминиевый чайник, который извлек из печки.
Потом расставил чашки и достал из буфета блюдца и банку с вареньем. Нарезал домашней выпечки хлеб, разложил варенье по блюдцам и, наполнив чашки душистым чаем, уселся на лавку напротив гостей и заговорил:
– Через то зелье и остался я вдовцом. Я ведь бывший военный, полковник. Два сына у меня было, по моим стопам пошли… Погибли оба. Вот мы с женой сюда и уехали, в тишину и покой. Понимаете, мы людей видеть не могли, надорвалось что-то внутри после того, как еще и младший погиб. Получилось, что я и Анечку мою предал. Пить начал, а она молчала. А потом я ее убил.
– Как?!
– Просто. Пьяный за руль сел и ее с собой посадил. Разбились мы… она насмерть, а меня врачи спасли. Инвалидом остался, зато вот живой.
– На все воля Господня, – тихо проговорил отец Василий. – Не корите себя. Это вам испытание послано, только в вере покой и обретете.
– А я не корю, – ответил хозяин спокойным голосом. – Я вину искупаю. Перед Богом, перед сыновьями, перед людьми. Вот перед Анечкой никогда не искупить… Так что вы хотели про отца Федора узнать? Вы чай-то пейте, пейте, вареньем угощайтесь.
– Пропал он, Прохор Петрович, – сказал отец Василий и пристально посмотрел на хозяина.
Анастасия поперхнулась чаем и негодующе взглянула на своего спутника. Она явно не одобряла такого поворота в разговоре.
– Пропал? – поднял голову хозяин, который до этого сидел, уставившись в свою нетронутую чашку. – Как пропал?
– Неизвестно. Он проехал по селам и стойбищам, а потом его должен был забрать вертолет геологов и доставить в аэропорт в Верхоянске. К вертолету он не пришел. В селе был, а до вертолета не добрался. Куда делся, никто не знает.
– Может, в тайгу пошел и заблудился? – предположил хозяин. – У нас ведь тут для свежего человека великое искушение: грибов, ягод – непочатый край.
– Может, и так, – согласился отец Василий. – Только мы боимся, не случилось ли чего похуже.
– Чего же? – удивился Прохор Петрович. – Хотя люд здесь разный встречается, бывает, и уголовники из колоний бегут. Так его что, ищут? Надо все окрестности прочесать, народ собрать. А где, вы говорите, он пропал?
– В районе Верхней Соснянки.
– Ух ты! А чего же вы здесь его ищете?
– Нас, Прохор Петрович, беспокоит мысль, что беда приключилась с отцом Федором не в одночасье. Мог он узнать что-то такое, о чем не собирался молчать? К примеру, о каком-нибудь преступлении? А потом его выследили и убили. Может, с браконьерами какими связался или еще что. Говорят, что вы от отца Федора не отходили ни на шаг?
– Нет, ничего такого, – задумчиво произнес хозяин, потом вдруг спохватился: – Вы правы, я, конечно, сопровождал его, по всем домам водил, в службах помогал. А потом провожал с геологами на вездеходе. Нет, не общался он ни с кем, кроме верующих. Времени у него не было.
– Ну, что же, – поднялся священник, – спасибо за чай. Пойдем мы, нам скоро дальше трогаться.
– Не откажите в просьбе, отец Василий, – неожиданно попросил Прохор Петрович. – Посетите наш храм. Может, в Якутске словечко за нас замолвите. Ведь всем миром строили. Хоть маленькая часовенка, а своя. По весне обрешетку сделаем, а летом к нам обещали кровельщики заехать, купол обшить. Все будет по-правильному.
– Хорошо, – согласился отец Василий.
Хозяин ушел за цветастую занавеску, повозился там, шурша одеждой, и через несколько минут вернулся одетый в рубашку и пиджак. С уважением к своему маленькому храму относился бывший полковник, даже приоделся.
Пройдя несколько дворов, подошли к часовенке. Священник и староста степенно перекрестились на крест, возвышавшийся на крыше, в том месте, где должен располагаться купол. Прохор Петрович достал из кармана ключ и отпер тяжелый навесной замок.
– Погоди, Настя, – остановил девушку отец Василий. – Тебе нельзя простоволосой. Хоть и не совсем настоящий храм, а с непокрытой головой нельзя.
– Я сейчас, – торопливо сказал Прохор Петрович и, прихрамывая, пошел к своему дому.
Вернулся он очень быстро, прижимая к груди какой-то маленький сверток, подошел к журналистке и, развернув оберточную бумагу, извлек длинный кусок тонкой материи нежно-сиреневого цвета – женский шейный шарфик или платочек.
– Вот, возьмите. Давно храню, не успел Аннушке своей подарить – так и лежал в шкафу.
– Ой, ну зачем вы, – замялась Анастасия.
– На-астя! – строго шепнул отец Василий, и девушка молча взяла подарок и накинула его на голову.
Отец Василий первым вошел в часовню. Свежеструганые, хорошо подогнанные доски источали аромат свежего дерева, а в воздухе еще витал запах свечей. На возвышении были установлены несколько икон, причем две очень старинные, видимо, кто-то в селе пожертвовал из прабабушкиных.
И только через два часа, когда молодой парень-якут в лихо сдвинутой на затылок кожаной ушанке вез их через вечернюю тайгу на гусеничном вездеходе, отец Василий обратил внимание, что Настя накинула на шею подарок Прохора Петровича.