Байкал. Книга 3
Шрифт:
Я села, задыхаясь, словно мне на грудь наступили ногой. И в палатке душно. Дамэ, потревоженный моим движением, заворчал:
– Ты чего? Куда собралась?
– Спи, Дамэ, – прошептала я, поправив одеяло на нём.
– Спи… сама прыгает, как заяц… Куда собралась? Я с тобой пойду.
– Спи, не надо со мной, я подышать, не спится… Сейчас проветрюсь и приду.
– Начну засыпать, ежли тебя не будет, учти, за тобой пойду, – пробормотал Дамэ.
– Не надо, ничего мне не сделается, людей зде нет, а от зверья мне вреда не будет, спи, не беспокойся.
Я
Ночь была тёмная, луна пряталась в облака, но я видела хорошо, спустилась тихонько к воде, не оступившись ни разу на неверных камнях. Царь-Море будто вздыхало медленно и значительно своей исполинской грудью, по этим гигантским волнам я и поняла, что это не такое Море, как наше, что оно во сто, а может и в тысячу раз больше. Вот сейчас, стоя у кромки мокрого песка, тёмного, серого, я думала, а что если это не край земли, что если там, за этим Царь-Морем ещё земли? Ведь на восточном берегу Великого Байкала…
– Здравствуй, прекрасная Аяя, предвечная, славная Селенга-царица, – вдруг услышала я. Я вздрогнула от неожиданности, хотя голос рокотал мягко, бархатно как это самое Царь-Море перед моими ногами.
Я обернулась, в этот момент луна вышла из-за туч и осветила берег и человека, сидящего на большом валуне у края воды, вокруг которого покачивались медленные волны. Он был обнажён, но это не был Дьявол, во-первых: он не был так совершенно прекрасен, хотя очень красив, а во-вторых: уд его не выставлялся бесстыдно и нагло, а был вполне целомудренно прикрыт странной повязкой на бёдрах, иной одежды на этом человеке не было…
– Я житель морских глубин, а там одежда только помеха, как ты знаешь, – ответил чудной незнакомец, угадывая или читая мои мысли. – И Тот, о Ком ты помыслила, прекрасная Аяя, сюда не ходок, здесь людей нет, а я Ему без надобности.
– Так ты не человек?
– Человек в каком-то смысле, как ты или иные предвечные, только ты молода совсем, и полтысячи лет не живёшь, а я не помню, когда и народился на этот свет. Теперь считаюсь Богом среди многих и многих народов, но я не Бог, потому что смертный как и ты. Воды мира в моём владении.
– Все воды? И Байкал?
– И Байкал, но с внутренними морями, как твой Байкал, сложнее, суши много вокруг, я как в темнице там…
Я засмеялась, говорит как просто, словно и не повелитель Водных стихий.
– А что о Великом Море за тоска? Привет разве кому передать?
Я вздохнула, холодный ночной ветер пронизал насквозь.
– Нет, некому приветы передавать, – сказала я, ёжась.
– Ну, нет, так нет, тебе виднее. Что дрожишь? Замёрзла разве? – спросил он.
Сам он при наготе и в воде своей студёной чувствовал себя, очевидно, хорошо и никакого холода не чувствовал.
– Да нежарко, – сказала я.
– Что ж молчишь, я погреть могу.
Он каким-то непостижимым образом в мгновение ока оказался возле меня, большой, очень тёплый, упругий и гладкий, и обнял меня за плечи, тяжёлой тёплой рукой. От всего его тела веяло теплом, и мне действительно сразу стало тепло. Кожа его бронзового цвета, на лице с широким лбом и дерзкими бровями, аккуратная борода, чёрные волосы крупными волнами спускались на плечи, пахнет как его Царь-Море свежо, горьковато, на руках и на лице его вблизи я заметила рубцы, беловатые, старые, но красоте его они были не помеха, а словно бы обрамление, как орнамент.
– Откуда же шрамы у тебя, коли людей здесь нет?
Он поглядел на свою руку, будто не видел и усмехнулся:
– Людей нет, но чудовищ в морских глубинах множество, по молодости неосторожен я был, глуп, попадался к таким в зубы. Теперь научился общий язык находить. Теперь врагов у меня в глубинах нет.
– Врагов нет? А кто? Слуги?
– И слуги, и товарищи.
– Товарищи… и много их?
Он засмеялся:
– Немного, оттого и скучновато, вот и выхожу временами на сушу, с людьми поговорить, душу развлечь. А тут предвечная объявилась, да ещё такая, что в воде не хуже меня себя чувствует, к тому же со всеми живыми тварями говорит без помех. Даже я с обитателями моих владений не со всеми способен так общаться. Так что не мог я не выйти и не поприветствовать тебя. А увидел и…
Он стал ещё теплее, немного и мне будет жарко от его объятий.
– Красы подобной твоей я не видел, Аяя. Хотя живу я уже больше ста веков.
Я посмотрела на него, потому что и голос его зазвучал как-то уж слишком глубоко, словно он спустился из горла даже не в грудь, а в живот. У него очень красивое лицо, необычное, не наше, глаза светлые при общей смуглости, похоже, зелёные, в темноте не сильно разглядишь… и губы покраснели под чёрными усами, ещё миг и…
– Ох, да ты што?! – дёрнулась я, отстраняясь. – Целовать надумал, а даже имени не назвал…
– Орсег я. В разных странах и народах по-разному зовут, но мать назвала меня Орсегом.
– Красивое имя у тебя, Орсег, и сам ты полнейший красавец, одна радость, конечно, полюбить тебя, но не надо, не целуй меня, не стропоти.
– Отчего же, Аяя? Я не с простым соблазном, для того по берегам много девушек найдутся, моих детей по земле много бегают, те, особенно, кто после плавает лучше всех и моря любит. Но к тебе… Ты…
Орсег всерьёз взволновался объятиями, похоже, и человек он сильный, так что ежли надумал он нехорошее что, я только криком могу моих товарищей на помощь позвать…
– Не надо, не кричи, сильничать я не стану, не бойся, я зла не люблю, – сказал Орсег, выдыхая и немного ослабляя руки, снова убрал одну, оставив как было – одну на плечах моих, чтобы было мне по-прежнему тепло. – Красота твоя и верно ум мутит, не верил я, но… Может быть… подумай, выходи замуж за меня? Мне такой как ты никогда не найти. Я добрый человек, не обижу и ревновать не стану, а богатств как у меня и вовсе ни у кого на этой земле нет. Ты сейчас же не отвечай, прямо теперь и не потяну на дно, но… поразмысли?