Байки из ада (сборник)

Анин Аркадий

В тот момент ни он, ни она не проронили ни слова. Только один случайно брошенный взгляд. Но и его хватило для незримого слияния двух блуждающих в Космосе половинок в единое и неделимое целое.

На следующий день на премьере нового спектакля он подарил ей охапку чудных полевых цветов. А уже через месяц они подали заявление в ЗАГС. Свадьбу договорились сыграть скромно, без афиширования в театре. Двадцатилетняя разница в возрасте и юный возраст невесты, Насте только исполнилось восемнадцать, ставили перед Глебом тяжёлую этическую задачу. Решили пригласить, по секрету, трёх

самых верных друзей. Бракосочетание прошло без проблем, как по сценарию. Но в ресторане, где договорились отметить это событие, молодожёнов ждал шокирующий сюрприз. Когда двери ресторана распахнулись, и жених с невестой и их секретные верные друзья ступили в затемнённый банкетный зал, внезапно включенный свет проявил предательскую сущность этих верных друзей. Все столики ресторана были сдвинуты в один бесконечный стол со стоящей перед ним свадебной аркой, усеянной красивейшими белыми цветами. Помещение под завязку было заполнено коллегами по цеху. Поздравить молодожёнов собралась вся труппа театра.

В разгар веселья Настёна, уже на правах жены, обратилась к директору театра с вопросом о предоставлении мужу заслуженной квартиры. Тогда же впервые Глеб обнял жену и запечатал её рот страстным и долгим поцелуем.

За двадцать последующих революционных лет квартиру они так и не получили. Но зато в их семье появилась красивая традиция: каждый раз, когда Настёна говорила то, что не нравилось мужу, он никогда с ней не спорил и не ругал её. Он попросту запечатывал её рот поцелуем…

– Ты есть у меня! Я – у тебя! И больше ничего не говори! – произнёс Глеб.

Но Настя, мотнув головой, оборвала мужа.

– Хватит закрывать мне рот! Сколько можно молчать? Разве ты не видишь? Они же ездят на тебе! Взнуздали, как тягловую лошадь, и ездят! Спектакли, спектакли, спектакли! И всё живём, как нищие, в этой однокомнатной квартире. Я пожертвовала всем ради тебя: карьерой, молодостью, материнством! А ты, за двадцать лет, не можешь пойти и стукнуть кулаком по столу!

Упрек жены был уместен, но неприятен. Глеб откатился на спину и задумчиво произнёс:

– Ты права, Настёна! Права на все сто! Но ты же видишь, в какое время мы живем! Родина и раньше-то была мачехой, а теперь вообще стала чужой злобной тёткой с кривым лицом. Не повезло нам всем жить в это время. Но что делать? Сейчас всё решают не заслуги, а деньги и связи! Ни того, ни другого у меня нет. А задницу лизать разным подонкам ради квартиры меня не научили.

– Вот за это я и люблю тебя, котик! – повернувшись, и обняв Глеба, прижалась к нему жена. – Я не права. Я помню, как ты обивал пороги. Бежать бы отсюда!

– Некуда бежать! – выдохнул муж. Обнял жену и добавил: – Кому нужна семья пожилого бедного русского артиста? Никому…

– Нам бы домик на берегу пруда. С садом, – мечтательно прошептала Настя. – Ты бы рыбу ловил, я – разводила цветы. Как я мечтаю о своём доме…

– Да… свой дом… – подтвердил Глеб, прижал к себе жену и закрыл глаза. – Давай ещё немного поспим. Я верю – мечты должны сбываться…

Он глубоко вздохнул и больше ничего не говорил. Настёна нежно обняла супруга.

– Должны сбываться. Спи,

любимый!

Проснулся он от ощущения, что кто-то нежно гладил его волосы. Он открыл глаза, но никого не увидел… кроме сидящего на своей койке соседа-весельчака.

– Проснулся? – заметив шевеление Глеба, спросил обрадованный сосед. – А я уже хотел идти за медсестрой. Время – два часа. Вон, – указал он на стоящие на тумбочке Глеба тарелки. – Я взял тебе обед. Врач на обходе велел не будить. Сказал, что после придет. Вот я и караулю, когда проснёшься.

Глеб испуганно блуждающим взглядом обвел палату.

– Где я?

– Ну, тебя и вставило! – расхохотался сосед. – Это у тебя после укола амнезия разыгралась?

– Я в больнице?

– Ну, наконец! Вернулся! – обрадовался заботливый сосед. – Поешь. Остыло всё, поди.

– Я думал – это сон.

Глеб явно расстроился оттого, что больница оказалась явью.

– Есть не хочу. Спасибо.

Он сел на койку. Вытянул ноги. Потянулся.

– Мне приснилась жена. Телефон не звонил?

– Нет. Не звонил. Здесь вообще плохая связь. Мне, к примеру, ни разу не удалось дозвониться. Врач сказал, что скоро связь восстановят. Что-то на линии случилось.

Глеб взял с тумбочки телефон. Набрал номер жены.

– Ошибка соединения, – сообщил приятный женский голос.

Удручённо вздохнув, он положил телефон на место, надел «спортивки» и тяжёлым шагом вышел в туалетную комнату.

Через некоторое время из туалетной комнаты послышался звук льющейся воды, и баритональное пение: «Ой, мороз, мороз! Не морозь меня!..». С каждой последующей строкой, голос становился все крепче.

Наконец в дверях показался Глеб. Вид его был не таким напряженным, как ранее. Ближе к радостному.

Сосед-весельчак, изумлённый переменами в товарище, улыбаясь, спросил:

– Ты в туалете чем занимался? Таблеток наглотался или гашиша курнул?

– Просто принял всё, как есть. Раз я не сплю – нечего и заморачиваться.

Он довытирался после душа, и со словами: «Пойду, пройдусь» вышел из палаты.

В коридоре было столпотворение. Так как на прогулку не выпускали, больные ангажировали коридор, бродя по нему от начала в конец и обратно.

Глеб влился в общий поток бесцельно блуждающих особей мужского и женского пола. По окончании моциона вернулся в палату и завалился, не раздеваясь на кровать в ожидании врача.

С раздачей лекарств, в палату вошла медсестра.

– Вам таблетки и укол.

Глеб проглотил таблетки и подставил руку. После укола он почувствовал необыкновенную лёгкость.

Медсестра что-то говорила, но он её не слышал. Приятная истома разлилась по телу. Он увидел радугу, которая трансформировалась в разноцветные круги, а круги, в свою очередь – в громадных размеров паровоз. Паровоз летел прямо на него, а он не мог пошевелиться. Налетев на Глеба, паровоз пролетел сквозь него и, прогудев где-то сзади, исчез. Глеб остался стоять, но уже в пустыне. Вокруг ползали огромные пауки и змеи. Все дышало враждебностью. Вот появился львиный прайт. Рычащие львы набросились на него, и Глеб провалился в темноту.