Байки под одеялом
Шрифт:
– Значит, мне от тебя не уйти? – Закричал Алмаз, с силой ударив руками по хлюпкой жиже. – Что тебе от меня надо? Чего ты хочешь?
Но здание оставалось немым исполином, смотря на него сотней черных глазниц. Алмаз встал и обреченно пошел к корпусу. Входные двери были открыты нараспашку, словно приглашая его войти. Как только он переступил порог, по коридорам, эхом отражаясь от пустых стен, пронесся знакомый детский плач. Алмаз поднял голову на звук, как будто пытаясь увидеть что-то, через толщи межэтажных перекрытий. Надрывные всхлипы накатывали волнами, то слегка затихая, то вновь усиливаясь до звона в ушах. Взявшись рукой за перила, Алмаз нехотя потащился по ступеням, оставляя за собой мокрые следы с комками липкой грязи. Опять те же лестничные пролеты, только сейчас они больше походили на ступени в ад. Поднявшись на третий этаж, он мельком взглянул на черную пасть дыры в стене. Как он не убился, упав с третьего этажа? Хотя лучше бы он сломал себе шею…
Плач стал нестерпимо громким. До этого ярко освещенный, коридор наполовину тонул во мраке. Из темноты доносилась целая какофония звуков: всхлипывания, тихий шепот, надрывный детский смех и громкие рыдание. Алмаз остановился посередине коридора, стоя прямо перед границей темноты, как перед воротами в неизвестность. Из густой черноты показалась маленькая ручка, следом за ней, словно соткался из мрака младенец. Яркие голубые глаза смотрели на Алмаза. За первым ребенком из темноты показалось еще несколько маленьких тел. Двигались они неестественно, как неумелый танцор с церебральным параличом. Кожа слегка поблескивала, багровые разводы кое-где переходили в целые сгустки запекшейся крови. За парой младенцев длинным хвостом тянулась не обрезанная пуповина, оставляющая влажный след на полу. Дети, как по чьей-то команде, одновременно замерли и уставились на Алмаза. Он почувствовал, как от ужаса зашевелились волосы на затылке. Желудок сжался в комок и подпрыгнул к самому горлу. Как улитка на дороге перед надвигающимся на нее автомобилем, Алмаз почувствовал себя ничтожно маленьким и беспомощным. Младенцы приоткрыли рты, и плач перешел в пронзительный визг. Шлепая ручками и ножками по бетону, дети двинулись в его сторону, и Алмаз смог лишь зажмурить глаза…
Дождь закончился, и умытая зелень деревьев любовалась собой. Крупные капли, собираясь на листьях, срывались вниз. Сквозь поредевшие облака изредка проскальзывали одинокие лучи, тут же рассыпающиеся мириадами брызг в зеркальных каплях. Тишину леса нарушала только работа нескольких двигателей машин, возле главного корпуса заброшенного санатория. Белый с красной полосой микроавтобус скорой стоял возле самых дверей. Еще два черных микроавтобуса стояли ближе к воротам. Несколько человек в спецовках быстрыми шагами ходили между зданием и автомобилями, почти не разговаривая. Из-за ворот послышалось урчание еще одной машины. На потрескавшийся асфальт выкатил дорогой джип с тонированными стеклами. Дверь открылась почти беззвучно, и мужчина в дорогом костюме аккуратно опустил ноги на дорогу, выбирая место почище. К нему тут же подбежал один из людей в спецовке, сжимающий в руках рацию.
– Здравствуйте Семен Егорович.
– Где он?
– В комнате охраны, – Мужчина с рацией кивнул головой в сторону главного корпуса.
В сопровождении еще нескольких человек, Семен Егорович прошел в главный корпус и от главной двери свернул налево. В комнате кружилось несколько медиков. Между ними на стуле сидел недавно нанятый охранник. Волосы, из темно-каштановых, превратились в пепельно-седые. Кожа приобрела сероватый оттенок. Щеки ввалились. Открытые глаза, слегка подернутые поволокой, смотрели куда-то в потолок.
– Он мертв? – Семен Егорович тронул одного из врачей за плечо.
– Фактически нет. Это катотонический ступор. Его организм живет, но разум уже умер или просто покинул его, – Врач слегка поправил очки, смотря на показания портативного кардиографа. – Такие пациенты почти никогда не приходят в себя. Он как растение.
– Его вообще невозможно вернуть в нормальное состояние? – Семен Егорович склонился над охранником и посмотрел в пустые глаза.
– Нет. Ни электрошок, ни препараты, ничего не поможет. У него очень тяжелое состояние, из более легких люди выходят сами. Но в таких случаях это бывает редко.
– Понятно. Заберите его в стационар и разместите под постоянное наблюдение. Все расходы наша фирма берет на себя.
– Хорошо, Семен Егорович. Мы уже этим занимаемся.
Мужчина в костюме вышел из главного корпуса и направился обратно в джип. На заднем сидении сидел еще один человек в тяжелых солнечных очках. Аккуратно закрыв за собой дверь, Семен Егорович сел в кожаное сидение цвета ванили.
– Так значит, все эти россказни оказались правдой? – Человек в черных очках слегка подался вперед.
– Камеры ничего не запечатлели. Но этот парень свихнулся здесь – это сто процентов. До приезда он был абсолютно здоров, ни каких жалоб на психику. А здесь понадобилось всего несколько дней.
– С рабочими было то же самое?
– Да, все восемнадцать человек теперь в дурдоме. Так и не подают признаков выздоровления, а наоборот словно угасают.
– И что мы будем делать дальше?
– Раз все это оказалось правдой, стоит забыть о проекте и просто все сровнять с землей. Уверен, что и ее мы потом не сможем использовать. Я подпишу приказ о сносе.
– И выкинем миллионы инвестиций коту под хвост?
– А у тебя есть другое предложение? Ты хочешь сотни судебных исков и разбирательств? Мы разоримся на одних компенсациях, лучше остановиться сейчас, пока можем обойтись «малой кровью». Завтра же притащим бригаду подрывников и превратим это здание в груду обломков.
Джип едва слышно завелся и, шурша покрышками по бетону, выехал за ворота.
Алмаз сидел на невысоком крыльце легкого летнего домика. Ветер легко играл его волосами, запуская теплые пальцы между локонами. Мягкое солнце ласкало кожу, пробиваясь сквозь зелень листвы. Краски окружающего мира сверкали нереальной яркостью и насыщенностью, как в телевизоре с выкрученной на максимум цветностью. Воздух благоухал ароматами вереска и сирени, хоть и стояла середина лета. Алмаз чувствовал себя счастливым, как никогда в жизни. Острым ножом он что-то вырезал из длинной дощечки, стряхивая на землю карамельные завитки стружки. Прямо перед ним, на небольшой полянке, кувыркался со щенком кавказской овчарки темноволосый мальчишка. Его заливистый смех разносился по всей полянке и эхом отражался от стен домика. Щенок, игриво размахивая хвостом, то прыгал на мальчика, то отскакивал назад и прижимался все телом к земле, готовясь к очередному прыжку. Мальчик остановился, запыхавшись, и посмотрел на Алмаза. Взмокшие от пота, пряди каштановых волос прилипли ко лбу мальчишки. Яркие серые глаза так и сияли от радости. Оставив щенка резвится одного, мальчик подбежал к Алмазу и ухватился за шею.
– Папа, а что ты делаешь?
Алмаз молча улыбнулся и снял пару завершающих стружек. В руках он держал красивый деревянный меч с длинным лезвием и фигурной гардой.
– На держи, это тебе.
– Ух ты! Спасибо папа! Какой он классный!
Мальчишка тут же взвился на ноги и побежал по поляне размахивая подарком. Он изображал древних рыцарей, размахивая мечом перед поверженным противником. Алмаз смотрел на него и лишь молча улыбался.
Медсестра в который раз зашла в палату, проверить состояние пациента и сменить капельницу. Довольно молодой, но уже с пепельно-седыми волосами, мужчина все так же неподвижно сидел на инвалидном кресле. Его красивые глаза все время смотрели в одну точку. Иногда девушке хотелось, чтобы он хот как-то отреагировал на ее появление. Но мужчина всегда был так же неподвижен.
Сменив пузырек с физраствором в стойке, медсестра бросила быстрый взгляд на лицо пациента и ее руки на секунду замерли. Впервые, за несколько лет, она увидела улыбку на лице кататоника. Уголки губ слегка приподняты, на щеке образовалась небольшая ямочка. Но эта улыбка выражала столько счастья и радости, сколько она никогда не видела на лицах других людей.
Счастливого Нового года!
Добрые волшебники нового года появились у нас относительно недавно, и свои корни они берут от довольно злых и жутких предков. Например, у кельтов дух леса и зимы жил в ели, и поэтому это дерево считалось священным. Каждую зиму они приносили ему жертвы, развешивая на дереве внутренности животных, которые с приходом христианства заменили на гирлянды и шары. Предком самого же Санта Клауса, был свирепый языческий бог – Великий Старец Севера, или как его еще называли – Сатурн. Это божество приходило зимой под покровом ночи и не дарило подарков, а, напротив, собирало жертвы, которые ему недодали в течение года. Чаще всего ему в жертву приносили девушку, которую привязывали к стволу ели недалеко от селения. Лишь с приходом христианства, эти жуткие обычаи заменили на более светлые и жизнеутверждающие. Но если мы забыли о древнем божестве, это не значит, что оно про нас забыло.