База-500. Смертельная схватка
Шрифт:
Вайсрутения, база-500
— Проснитесь, штандартенфюрер! Срочный звонок из Минска.
Я с трудом разлепил глаза. Я лежал на диване в своем кабинете, скупо освещенном светом настольной лампы. На столе рядом с полной окурков пепельницей стояла почти пустая бутылка коньяка. Однако нервы!
Голос Лангена вернул меня в реальность.
— Штандартенфюрер, на проводе оберштурмбаннфюрер Штраух.
— Сколько времени, Ланген? — спросил я.
— Двадцать два двадцать, штандартенфюрер. Прошу вас.
Ланген передал
— Герлиак у аппарата.
— Герлиак, извините, что звоню так поздно, но я обязан проинформировать вас, — раздался в трубке голос Штрауха.
— Что случилось? Партизаны захватили в плен генерального комиссара Вайсрутении? — сыронизировал я, уже зная, что сейчас услышу.
— Ценю ваш юмор, но должен сообщить вам печальное известие. Примерно в восемь тридцать вечера под Варшавой потерпел катастрофу самолет «Юнкерс-52», вылетевший в семь часов вечера с минского аэродрома. Все пассажиры и члены экипажа погибли. Я счел необходимым позвонить вам, поскольку в списке пассажиров самолета числился СС-гауптштурмфюрер Вахман.
Штраух сделал паузу. Я молчал.
— Алло, Герлиак! Вы меня слышите?
— Да, слышу. В чем причина катастрофы?
— Возможна техническая неисправность, но очевидцы утверждают, что самолет взорвался в воздухе. Мы уже отрабатываем версию акта саботажа: прочесываем аэродром, проверяем охрану и команду хиви.
— Успеха вам, Штраух! — пожелал я. — Держите меня в курсе дела. Гибель Вахмана для нас очень серьезная утрата.
Я повесил трубку и спросил Лангена:
— Рудаков и Флюгель вернулись?
— Нет, пока еще не вернулись. Скорее всего, они решили дождаться утра, — выказал предположение Ланген.
— Это было бы разумно, — согласился я и приказал: — Как только появятся Флюгель и Рудаков, пусть немедленно явятся ко мне.
Рудаков и Флюгель прибыли около девяти утра. Я выслушал их рапорт и обратился к Флюгелю:
— Вахман что–нибудь сказал вам перед отлетом?
— Нет, штандартенфюрер, — отрицательно мотнул головой Флюгель. — Я сказал ему, что эта посылка для друга господина штандартенфюрера, а господин гауптштурмфюрер ответил, что он в курсе. Он велел солдату, грузившему вещи офицеров в самолет, поставить ящик в салон.
— Он сам взял посылку и передал солдату?
— Нет, по его приказу я отдал солдату посылку. Господин гауптштурмфюрер держал в руках папку. Такую тонкую кожаную папку с опечатанным клапаном. Видимо, там были секретные документы и он не выпускал ее из рук, из–за нее он не мог взять в руки посылку. И потому он приказал взять посылку солдату. Точнее, это был не солдат, а служащий из хиви.
— Вот как… — задумчиво проговорил я. — И этот хиви постоянно торчал возле самолета.
— С того момента, как я приехал и до самого отлета, — напрягся Флюгель, припоминая подробности. — Точнее, их было двое: один то приходил, то уходил.
— А зачем он уходил? Что–то приносил?
— Да, он что–то принес пилоту, потом полез под крыло: по–моему, осматривал шасси. Точнее сказать не могу, мне было плохо видно его под крылом.
Отлично! Этот хиви вполне мог заминировать самолет. Я задавал наводящие вопросы Флюгелю не зря: наверняка Штраух будет его допрашивать в числе тех, кто появлялся у самолета перед вылетом. Теперь Флюгель уже акцентирован на хиви и в числе подозрительного, что он наблюдал возле самолета, немедленно вспомнит этих двоих.
— Вы сразу после этого покинули аэродром или еще оставались там?
— Я остался там, потому что штурмбаннфюрер Рудаков должен был заехать за мной на обратном пути. Я видел, как самолет взлетел. Где–то через час приехал господин штурмбаннфюрер. Он сказал, что ехать ночью опасно и мы переночевали в гостинице в Минске. А рано утром, еще до рассвета, отправились сюда, на базу.
— Спасибо, Флюгель! Я вас расспрашиваю не потому, что чем–то недоволен, а для того, чтобы вы вспомнили моменты вчерашнего вечера, которые вам показались подозрительными, — пояснил я. — В скором времени вас наверняка спросит об этом оберштурмбаннфюрер Штраух.
— Оберштурмбаннфюрер Штраух? — растерялся Флюгель. Разумеется, мало кто придет в восторг от перспективы неожиданной беседы с начальником СД и полиции.
— Дело в том, что, спустя полтора часа после вылета, недалеко от Варшавы разбился самолет, на котором летел наш боевой товарищ СС-гауптштурмфюрер Вахман, — с торжественной скорбью сообщил я. — Прошу почтить его память, господа!
Флюгель и Рудаков встали по стойке смирно.
— Я больше вас не задерживаю, Флюгель. А вы, штурмбаннфюрер, задержитесь. У нас много работы по подготовке предстоящего развертывания в бригаду.
* * *
Когда за Флюгелем закрылась дверь, я вызвал Лангена и приказал меня не беспокоить до особого распоряжения.
— Я благополучно спустил обе мины в аэродромный сортир, — с довольным видом сообщил Рудаков. — Если люди Штрауха не полные идиоты, то они обязательно найдут мины.
— Будем надеяться, — проворчал я.
— Ты чем–то недоволен? Что–нибудь непредвиденное? — забеспокоился Рудаков.
— Нет, пока вроде ничего непредвиденного… Понимаешь, у меня не идет из головы эта опечатанная черная папка в руках Вахмана. Что там было, внутри папки?
— Как что?! — удивился Рудаков. — Его гнусные тетрадки с нашим грязным бельем. А ты сомневаешься? Тогда ради чего мы, рискуя собственными жизнями, угробили вместе с Вахманом семнадцать человек?!
— Погоди, не горячись, — остановил его я. — Подумай: Вахман не был дураком, ведь так?
— Сволочью он был изрядной, но уж дураком точно не был, — согласился Рудаков.
— Допустим, он везет в Берлин очень важный материал. Неужели он не отдает себе отчет, что он может его не довезти до своего берлинского хозяина? Ведь он едет в Берлин не из Потсдама и даже не из Вены, а из глуши белорусских лесов, где вероятность встретить партизан гораздо выше, чем уличного грабителя в гамбургском Сан—Паули. Неужели все эти материалы он потащит с собой? Ведь в случае нападения партизан они погибнут вместе с ним!