Be More Chill
Шрифт:
Майкл спокоен как танк. У меня же определенные проблемы с моторикой. Сижу будто на иголках. Обалденные ноги проходят мимо. Мое запястье подергивается, горло перехватывает, сердце сжимается, а всю левую половину тела пронзает болью: привет от прошлой ночи, проведенной в Интернете.
– У-у-уф…
До чего же несправедливо ходить в одну школу с Катриной, Стефани и Хлоей. Если вас хоть сколько-нибудь интересуют девчонки, то эта троица с лихвой покроет все ваши потребности: Катрина – блондинка, Стефани – брюнетка, Хлоя – рыжая (крашеная). Первая одевается ярко и ультрамодно, вторая предпочитает готику с ошейниками, третья – стиль «рейв». Их обтягивающие наряды почти эфемерны: ничего не стоит представить, что девчонки голые. Эти три самые сексапильные штучки учатся в моем классе. Они поступили в школу вместе и с тех пор неразлучны. Это сила, с которой считаются, обсуждают и пытаются завоевать все крутейшие парни Мидлборо.
Нас с Майклом проходящая мимо троица вниманием не удостаивает. Опять же, мы с ним на полу.
– Тебе надо приударить за одной из них, чувак, – предлагает Майкл.
– Заткнись.
Обдумываю мысль.
– Считаешь, я мог бы?
– Ну конечно. Ты волен делать все, что хочешь. Кто из нас на бал собирается: ты или я?
Бал я как-то упустил из виду. Вчера вечером я рассуждал о нем чисто теоретически. Сегодня, при свете солнца и рядом с настоящими девчонками, танцы представляются чем-то ужасным. Танцор из меня тот еще. Я не осилил даже допотопных плясок, которым нас учили в пятом классе на уроках современного танца. Короче, не вышел из меня паук, ног не хватило.
– Я… но…
Из класса выходит Кристин. Наверное, общалась с мистером Гретчем или с какой-нибудь подружкой. Ее коленки прямо перед моим носом. Это самые великолепные ножки в мире, куда там ногам Крутой Троицы. Думаю о компьютерщиках, создающих сложные спецэффекты для кино. Если бы кому-то из них потребовалось изобразить, пиксель за пикселем, как отражается свет от девчоночьих ног, то лучшей модели они бы не нашли.
В моей голове борются две великие силы: страх и похоть. Когда им удается заключить перемирие, я говорю Майклу:
– Да, собираюсь.
– Правда, что ли? – Он встает.
– Ага. Ты не пойдешь?
– Именно в этом и заключается мой план.
– Тогда, может быть, подбросишь меня кое-куда после школы? Вернее, после репетиции. Хочу шмотки купить.
– Шмотки? Приятель, кого же ты собираешься пригласить на бал?
– Думаю, никого. Однако… – смотрю вслед удаляющейся Кристин, – я обязательно должен туда попасть.
На репетиции опять занимаю место рядом с Кристин. (За перекусом для мистера Рейеса ходила девчонка по имени Джессика, пока мы, мальчишки, расставляли на сцене стулья в неровный круг.) Зачем? Сам не знаю. Мое сердце наверняка будет навеки разбито, однако у меня хорошие рефлексы, и действую я инстинктивно.
Начинается читка. Моя рука придвигается к руке Кристин. Она так близко, что статическое электричество топорщит волоски на коже: мои темные притягиваются к ее светлым. Если мы сейчас вспотеем, то капельки пота сольются, образовав микроскопический Берингов пролив, и микробы с ее кожи переплывут на мою. Все, что мне теперь надо, – это произнести что-нибудь умное, что-нибудь такое, что заставит Кристин заговорить со мной. Например: «Прикинь, что я слышал о матушке Тупака». Или: «Лично мне Пикассо нравится больше Матисса». Нет, все это не то. Скорее, одна десятая одной сотой одной сто семидесятой того, что мне действительно требуется.
– Кристин, ты знаешь, что человечество давно не эволюционирует?
– Что? – Она оборачивается ко мне, на ее лице – досада пополам с изумлением.
Ничего, лиха беда начало.
– Я серьезно. – Кошусь на дремлющего мистера Рейеса. – По… «Дискавери» рассказывали. У нас… это… эволюционный застой.
Кристин переводит взгляд на листки с текстом, лежащие у нее на коленях:
– «Я лес кругом весь обошел, а человека не нашел, на чьих глазах мой царь желает цветочек этот испытать».
А, ну да. Сейчас ее реплика. Закончив, она поворачивается ко мне и произносит самые восхитительные слова на свете:
– Правда? Я тоже что-то об этом слышала.
– Неужели? – забывшись, восклицаю чуть ли не в голос.
– Разумеется, нет, Джереми. – Ее губы красиво изгибаются. – Только ты у нас можешь интересоваться подобными вещами. Но ты прав: идея любопытная.
По кругу летит заговорщицкий шепот. Кристин тычет меня в бок (к сожалению, карандашом, а не пальцем):
– Твоя реплика.
– Э-э-э… «Прекрасная, ты, верно, утомилась, так по лесу блуждая?»
– Поболтаем после репетиции, хорошо? – говорит Кристин.
Расплываюсь в такой широкой улыбке, что приходится мысленно одернуть самого себя. Широкая улыбка меня портит. Кристин проводит кончиком ручки по зубам. Вроде как случайно касаюсь рукой ее руки. Лед тронулся! Я знал, что смогу его растопить.
После репетиции мы с Кристин разговариваем. Она помогает мне убирать стулья, а я как можно точнее пересказываю ей все, что услышал от Майкла.
– …Вот потому-то и выходит, что у нас, у людей то есть, генетический застой.
– Обалдеть!
По ее виду не скажешь, что она думает на самом деле. Поджатые губы напоминают маленькую розовую сумочку, вполне под стать кенгуровой крысе или мыши-полевке.
– Ведь люди эволюционируют, чтобы стать умнее, правда?
– Кто знает… – разглагольствую я. – Женщины, естественно, выбирают богатых и достигших успеха, а эти качества не имеют ничего общего с умом.
Хе-хе.
– Неправда. – Кристин идет за своим рюкзаком и делает мне знак следовать за ней. – Те, кто добивается успеха, всегда умные.
– Мой отец много чего добился. Он – полный идиот.
– Некрасиво так говорить. А чем он занимается?
– Адвокат по бракоразводным делам. А твой?
– Диспетчер аттракционов в парке «Большое приключение».
– Видать, большое приключение в его карьере. Крутой вираж.
– М-м-м… Смешно. Прежде он работал на AOL. Его уволили.
– Нет-нет, ты меня не так поняла. Я просто хотел пошутить, сказать что-нибудь остроумное.
– Угу.
– Извини.
Молчание.
– Паршивый из меня собеседник.