Бедная маленькая стерва
Шрифт:
Но и Кэролайн тоже хороша. Надо же было вообразить, будто ради нее он разведется с собственной женой!
Как бы не так!
В Вашингтоне играли по-крупному, и правила этой игры были жесткими, как нигде. Одно из них гласило: интрижки допускаются при условии, что они не влияют на брак. И каждый, кто хотел участвовать в большой игре, должен был строго соблюдать это правило.
— Тише, тише!.. — попытался успокоить девушку Грегори. — Не надо так кричать, услышат!
— А мне наплевать! — выкрикнула Кэролайн в ответ.
— После Рождества… — начал он.
— Нет! —
— Что — «иначе»? — спросил он с угрозой.
— Иначе я сама расскажу о нас твоей жене, потому что ты, похоже, не в состоянии этого сделать.
Ее слова повисли между ними как тяжелый, плотный занавес, на мгновение в кабинете установилась глубокая тишина.
Грегори нахмурился сильнее. Он был уверен, что, если бы приятель Кэролайн Мэтт не исчез в неизвестном направлении, сегодняшнего неприятного разговора не было бы, но ему не повезло. Мэтту, по-видимому, надоела эта истеричная девчонка, и он слинял неизвестно куда, а в результате сенатор остался один на один с этой навязчивой девицей, которая теперь будет цепляться за него с еще большей силой. Она уже начала предъявлять ему требования, которые он не хотел, да и не мог выполнить. Хуже того — она пыталась угрожать. Неужели она не соображает, что он не какая-нибудь шантрапа из ночного клуба, он — сенатор, известный политик с незапятнанной репутацией, за плечами которого двадцать лет брака, не омраченного ни единым скандалом?
Подобное поведение было неприемлемым и непростительным, и он не собирался дальше терпеть ее выходки.
— Пожалуйста, давай поговорим об этом в другом месте, — проговорил Стоунмен, с тревогой покосившись на закрытую дверь кабинета.
— Почему в другом? — огрызнулась Кэролайн, и ее лицо покраснело от гнева. — Боишься, что нас услышат? Ерунда! Все и так скоро обо всем узнают!
— Нет, не узнают.
— А я говорю — узнают!
Грегори почувствовал, что с него хватит. Кем, черт побери, себя вообразила эта маленькая дрянь?
— Это почему же? — холодно спросил он.
— Потому что я им все расскажу, — с вызовом ответила Кэролайн. — Сначала твоей жене, а потом и остальным.
Резко повернувшись, Стоунмен, словно клещами, сжал ее руку.
— Ты никому ничего не расскажешь, — отчеканил он. — Даже не думай об этом!
— Ты не сможешь мне помешать, — с неменьшей решительностью отрезала Кэролайн.
— Но почему? Почему ты хочешь так поступить со мной? После всего, что между нами было… — проговорил сенатор, делая последнее отчаянное усилие обуздать свой гнев.
Кэролайн смотрела на него, нижняя губа ее дрожала, руки тряслись. Нет, не так она представляла себе этот разговор, но выхода не было. Грегори должен был знать…
— Я… я беременна, — выговорила она наконец.
— Что-о?.. — Стоунмен побледнел и отшатнулся. — Что ты сказала? Повтори!
— Я беременна. — Кэролайн опустила глаза.
— Но это невозможно! — взорвался сенатор. Такого оборота он и впрямь не предвидел. — Ведь ты же сказала, что принимаешь таблетки!
— Да, я принимала, но все бывает… — проговорила она. — Но, может
— Что — только? Что, черт побери, ты имеешь в виду?!
— Даже таблетки не дают стопроцентной гарантии, — сказала Кэролайн. — Многое зависит от организма.
— О боже!.. — выдохнул сенатор.
— Вот, теперь я тебе все сказала, — пробормотала Кэролайн, чувствуя себя намного спокойнее. — Сам видишь — мы больше не можем скрывать наши отношения. Придется объявить обо всем открыто.
Схватившись руками за голову, Стоунмен чуть не бегом пересек кабинет и остановился в углу, потрясенно глядя на Кэролайн.
— Откуда ты… Почему ты решила, что это мой ребенок? — хрипло спросил он.
Кэролайн с самого начала ожидала от Грегори подобного вопроса. Слишком хорошо она знала своего босса, знала его слабые места. И в политике, и в реальной жизни сенатор Грегори Стоунмен не спешил признавать свои ошибки и свою вину, предпочитая переложить ответственность на чужие плечи. Несмотря на это, Кэролайн продолжала его любить — она просто не могла ничего с собой поделать.
А теперь, когда она носила под сердцем его ребенка, ей еще сильнее хотелось быть с Грегори.
— Это твой ребенок, — тихо сказала она. — В этом нет никаких сомнений.
— Откуда такая уверенность? — Сенатор понемногу овладел собой и даже нашел в себе силы усмехнуться.
Господи, невольно подумала Кэролайн, зачем он пытается унизить ее, зачем ему нужно, чтобы она чувствовала себя шлюхой? Ведь она любит его, так любит!..
— В последний раз я спала с Мэттом месяца три назад. Или даже больше, — тихо сказала она. — Это твой ребенок, Грегори. Имей мужество признать это.
— О боже! — снова воскликнул Стоунмен. — Зачем?.. Зачем ты это сделала?
— Зачем я это сделала? — переспросила она, на мгновение поддавшись вспыхнувшему внутри гневу. — Если мне не изменяет память, это ты два раза в неделю приезжаешь ко мне домой, чтобы трахать меня во все дырки!
Сенатор поморщился.
— Не надо грубостей! — бросил он. — Это тебе не идет.
Кэролайн покачала головой. Ей казалось, что после того, как она сообщит Грегори потрясающую новость, разговор непременно свернет в другое русло. «Ребенок? Мой ребенок?! Это же замечательно! — воскликнет Грегори. — Теперь мы должны быть вместе. Завтра же я позвоню своему адвокату и попрошу его начать бракоразводный процесс». Но сенатор Стоунмен ничего подобного не сказал. Больше того, в глубине души Кэролайн предполагала, что именно такой реакции ей следовало ожидать, но не переставала надеяться на лучшее.
Вздохнув, она подумала о том, что ей совершенно не с кем посоветоваться. В самом начале их романа Грегори потребовал от нее строго хранить тайну, поэтому Кэролайн не стала ничего рассказывать даже Денвер — своей лучшей подруге, которая жила в Лос-Анджелесе. О Мэтте, об их отношениях и недавнем разрыве, Денвер знала все, а о Грегори — ничего.
Сам Мэтт, кстати, тоже не подозревал, что у него появился соперник. Он не переезжал к Кэролайн и лишь изредка оставался у нее на ночь, поэтому ей и удалось скрыть от него существование Грегори.